виденным).
— Нет, обыкновенно.
— Хм… Ты и жене так отвечаешь?
— Ты мне не жена.
— Ты не любишь, когда другие говорят про твою жену?
— Нет.
— Черт возьми, везет же некоторым! — рассмеялась Сима. — Кстати, ты бы хотел, чтоб я была твоей женой?
— Нет.
— Почему?
— Ты слишком… — Арсен заколебался, подбирая слово побезобиднее, — искушенная…
— Скажи уж прямо — порочная.
Арсен промолчал. Сима обидчиво хмыкнула.
— Просто удивительно, до чего все мужчины одинаковы! Получаете свое, а потом нас в чем-то вините… Мой муж после каждой ночи вспоминает свою первую жену: такая чистая, такая скромная, такая стыдливая… А ведь сам жаловался, когда мы познакомились, — мол, до смерти постная, это нельзя, то неприлично, это стыдно, и каждую ласку воспринимает как отклонение, не женщина, а яловая корова, одна тоска с ней!
Она перевела дух и добавила уже менее сердито:
— Ты, кажется, ничем не лучше него — порочная, непорочная! Будто только вчера из деревни!
Арсен невольно улыбнулся.
— Это ты точно заметила. Я на самом деле из деревни.
— Что? Ты что, серьезно?
— И, между прочим, люди там не хуже вашего знают, что такое любовь.
— Вот как! Просвети, пожалуйста.
Он злился и на себя, и на нее, знал, что несправедлив к ней, чувствовал, что сейчас скажет несусветный вздор, и все равно не удержался.
— Вы превратили любовь в игру и перестали ей доверять. Поэтому она вас не удовлетворяет до конца. Чтобы скрыть от себя же ее ущербность, вы обставляете ее вот такими побрякушками. — Он показал на коньяк и сигареты. — А это уже косметика для любви, ей-то вы больше доверяете.
— А в деревне все иначе? — спросила Сима, насмешливо скривив губы.
— Там есть заботы поважнее: то град, то засуха, то заморозки не ко времени или еще какая напасть… — Арсен умолк и с любопытством взглянул на Симу. Она схватила со стола фарфоровую пепельницу в форме персидского чарыха и замахнулась на него:
— Чертов моралист! Я тебе башку разобью!
Арсен рассмеялся.
— Ты скорее чужое добро разобьешь, лучше возьми бутылку.
Сима положила пепельницу и тихо заплакала.
— За что ты со мной так?
Арсен привлек ее к себе.
— Я ведь неотесанный деревенщина, так что ты на меня не очень обижайся.
Она перестала плакать, утерла слезы и внимательно посмотрела на него.
— Ты в самом деле из деревни или шутишь?
— Деревенщина чистой воды, без примеси — как раз то, что вы тут называете «дярёвней».
— Чем же ты занимался в своей деревне?
— Был агрономом, выращивал виноград. — Арсен пощелкал ногтем по бутылке. — Очень возможно, что вот этот коньяк изготовлен из моего винограда.
Сима скосила глаза на бутылку.
— Ты окончил институт?
— Да, конечно.
— Почему же ты сейчас в городе?
— После тюрьмы… — немного помешкав, ответил он.
— После чего?.. — Сима медленно натянула на себя пеньюар, кое-как прикрывая свою наготу. — Ты сидел в тюрьме?
— Было дело, — усмехнулся Арсен.
Сима недоуменно покачала головой.
— Черт побери, у меня, оказывается, роман с начинкой! — заметила она с несколько наигранным смехом. — Любовник из сельских проповедников нравственности, с высшим образованием и уголовным прошлым. Горчичка что надо!
— Не обольщайся, — вздохнул Арсен. — На служебной машине я наехал на мальчика, моего же племянника.
Она была заметно разочарована. Но все же склонилась над ним и поцеловала угол рта.
— Бедненький… Ты, наверное, сильно переживал, да? Ведь ты у нас такой сентиментальный, такой чувствительный… даже дверь в детскую закрываешь перед тем, как прийти ко мне…
Она расхохоталась и, легким движением сбросив с плеч пеньюар, обняла Арсена.
Всякий раз, уходя от нее, Арсен невольно морщился, недоумевал, вспоминая постыдную, с долей бравады, изощренность Симы, при этом чувствуя себя и душевно, и физически опустошенным. А приближаясь к дому, он почти с отвращением думал больше не об этой Симе, а о себе, об отвращении к самому себе. С людьми, наделенными болезненной совестью, как у него, бывает и не такое.
Шум воды в ванной прекратился. Сима появилась в длинном шелковом халате. Голова ее была обмотана полотенцем, как чалмой, а в руках она держала электрический фен.
— Тебя не будет раздражать, если я тут займусь марафетом?
— Занимайся, я сейчас уйду.
— Уходишь? Куда?
— Как куда? Домой.
— А откуда ты идешь?
— Из дому.
— Что-нибудь случилось?
— Ничего не случилось.
Сима с легкой досадой повела плечом. Она сняла полотенце, мокрые волосы неопрятными сосульками повисли вокруг ее головы. Арсен отвел взгляд. Потом встал и вышел на балкон — и сама Сима, и гудение фена начали раздражать его. «На кой черт я приперся сюда?» — с тоской повторял он, глядя в темноту ночи. А там Елена с матерью… А что, если она сумеет уговорить дочь? От возможности такого ему стало не по себе. Мысль о том, что он может навсегда потерять Елену, никогда раньше и не приходила ему в голову, об этом как-то не думалось, не было повода. Но теперь, когда перед ним стояла такая угроза, вполне реальная, он испугался. И его неожиданная связь с Симой, женщиной, что называется, по всем параметрам чуждой ему, — связь, начавшаяся как легкий флирт от скуки и с каждым днем все больше засасывавшая его, — сейчас показалась такой мелкой, постыдной и ненужной, что он растерялся, поняв, что связь эта, несмотря на ее кажущуюся поверхностность, настолько сковала его волю, что он не счел себя вправе хоть как-то оправдаться или отразить нападки Екатерины Васильевны, во многом несправедливые, высказанные ею в запальчивости.
Он вошел в комнату, Сима уже выключила фен.
— Ну, я пойду. Пора уже.
— Как пора? — вскинулась Сима. В это время она карандашом подводила брови. — Куда пора? — Она бросила на стол маленькое зеркальце в металлической оправе и подошла к Арсену. — Что-нибудь случилось? Ты пришел не в настроении.
— Нет, ничего.
— Но ты зачем-то пришел ко мне, да еще в такой поздний час. Зачем?
— Понятия не имею. Наверное, просто так, — отчеканил Арсен, глядя на ее лицо так, словно видел впервые. Одна бровь была уже подведена, другая только начата. Разница была в каком-то сантиметре, но из-за этого сантиметра все лицо казалось клоунским. В другое время это, возможно, вызвало бы у Арсена улыбку, но сейчас ему хотелось только одного — уйти отсюда.
— Может, я тебя чем-то обидела? — допытывалась Сима.
— Ничем не обидела. Поправь бровь, а то забудешь.
Сима вздохнула и вернулась к зеркалу.
— А может, останешься? В субботу приезжает мой муж, и мы больше не увидимся.
— Твой муж? — непонимающе спросил Арсен. — Твой?..
— Ты забыл, что у меня есть муж? — раздраженно отозвалась Сима. — Он у меня профессор. В очках.
Арсен
