ее за плечо.
– Не смей меня касаться! Я королевской крови. Я всё еще… всё еще…
Ноги принцессы подкашиваются; хорошо, что за ней у окна стоит табурет.
– В полу тронного зала застрял лоскут пурпурного шелка. Так они вырубили перед троном пол, только чтобы вытащить этот обрывок, представляешь? Один мелкий лоскуток. Сначала мне внушали, что я пыталась отравить корону. Это я-то – единственная, кто пытается ее спасти! Какой выбор они мне оставили, а? Я тебя спрашиваю: какой выбор они мне оставили?
– Ваше высочество, вам следует отдохнуть.
– Покажите мне принцессу, которая б сама выбрала себе мужа. Покажите мне такую женщину! Этот принц без гребаных владений, принц без мужеского семени – Кагар выбрал его, а не меня. У этого козлища тридесять наложниц, и ни одна из них не принесла ребенка, но именно принцесса Эмини, видите ли, бесплодна! Что же до заговора, то единственный, кто их плетет, это Ликуд. Он так старается запихнуть на трон своих тугодумов-близнецов, что единственная отрада, которая мне остается, это наблюдать, как они поубивают друг друга в этой возне.
«Заговоры плетете вы оба, – думает Соголон. – Оба не прочь урвать себе трон, думая каждый, что боги благоволят именно ему».
– Ты вот взгляни на себя, – говорит ей Сестра Короля. – Как и ты, я теперь женщина без имени.
– У меня имя есть, – отвечает Соголон. Принцесса горько усмехается.
– Они, наверное, говорят тебе, что я теперь никто, потому ты и смеешь безбоязненно мне грубить. Своего деяния я не оправдываю, но мой сын был бы воином, выращенным Королевой. А вместо этого у нас на троне будет сидеть аспид, который никогда не бывал в сражениях, не участвовал ни в одном походе, даже никогда не видел крови, но хочет ввязаться в войну с Увакадишу, потому что, видите ли, любит побеждать и должен хоть раз возвыситься. Не важно, каким образом.
– А воитель Олу?
– Старик не может отличить свою правую руку от левой ноги, однако они считают, что я возлежала и с ним.
– Он пропал без следа.
– Здесь ты его не отыщешь.
На следующий день казнят генерала Асафу и берсерка Канту.
– Чтобы совершить такой грех в Фасиси, разве я не должен был в Фасиси хотя бы находиться? – спрашивал генерал вплоть до самой своей казни. Стражники раздевают его и берсерка донага; из своего окна Соголон наблюдает, как женщины с интересом изучают, за что же его именуют «генералом Третья Нога». Вся экзекуция совершается непосредственно под окнами Сестры Короля. Посредине двора рабы устанавливают два больших бревна, к коим стражники привязывают генерала и берсерка. Генерал подчиняется безропотно, не теряя достоинства и чести, а вот берсерк шаркает и горбится. С расстояния видно, как к воротам скачет кавалькада во главе с Квашем Моки. Процедурой казни заведует Аеси, что-то выкрикивая о том, что нынче будет явлен новый способ свершения правосудия, которого прежде еще никто не видел.
Придворные, числом не меньше двух сотен, как по команде, начинают озираться, глядя то друг на друга, то на небо и наземь в поисках того самого «нового способа», пока от толпы не отделяется какой-то мальчонка, направляясь к приговоренным. Глаза генерала Асафы молитвенно закрыты, берсерк же, наоборот, дико их пучит. Между тем мальчонка останавливается от него в рискованной близости. Высвободив руку, Канту хватает ребенка за шею. Мужчины кричат, женщины поднимают визг. Волнуется даже Аеси. Канту со смехом, похожим на рев, стискивает мальчонку, отчего тот вцепляется ему в руку – мол, не трожь! – но при этом безропотно дает поднять себя вверх; в рокочущей толпе никто, кроме Соголон, не замечает, что мальчик застыл как-то неестественно. При этом он начинает странно меняться; вначале медленно – так медленно, что кажется, будто он потеет и блестит, пока не становится ясно, что он не отражает света, а излучает его. Это тот самый лучезарный мальчик из ночи, которого таскали на поводке принцы-близнецы. Коричневая кожа светлеет до оранжевого, затем желтого, затем уже почти белого, и рука берсерка начинает дымиться. Он вопит и пытается стряхнуть мальчонку, но тот не дается. Канту взмахивает рукой изо всех сил, но маленькое чудовище впивается как клещ, пока рука берсерка не вспыхивает пламенем, и оно охватывает следом грудь, живот, голову и ноги. Берсерк ревет, как буйвол, с которого сдирают кожу, пока огонь не поглощает его целиком и не сжигает дотла, а то, что осталось, рассыпается хлопьями сероватого пепла. Аеси поднимает глаза к окну, из которого, судя по всему, всю эту сцену наблюдает Сестра Короля. Затем он кивает раскаленному, как солнце, мальчику, и тот послушно перебирается на генерала Асафу. Под исступленные вопли о том, что к принцессе он шел лишь по приказу Короля, зеленый гвардеец расстается с жизнью за измену и клевету.
Тянутся дни, нескончаемые и жаркие, а ночи проносятся, едва наступив. Молодая служанка, присланная против своей воли в замок, замечает, что весь Фасиси провонял умерщвленной плотью. Отступники и предатели, изменники короне и Королю, распутные вельможи, вонзавшие свои похотливые жала королевской блуднице; новоявленные ведьмы и ведуны; женщины и дети, сопричастные их козням. Соголон спрашивает, когда Кваш Моки издал указ об очищении земель от ведьм и книгочеев, и женщина смотрит на нее так, словно она говорит на языке речных племен. Ведь всем известно, что таинственный недуг Кваша Кагара – прежде могучего воина во главе всех атакующих ратей – это плод колдовских чар и злоумышлений. Ну а что же другие болезни и несчастья, под которыми стонет Фасиси, от утратившего прочность Дома Акумов до хижины в конце самой бедной улицы? Это всё тоже от колдовской ворожбы. Младенцы, покидающие утробы вперед ножками и уже мертвые; гибельные неурожаи сорго; жены, что смеют прекословить мужьям.
Правда в том, что зловещесть этого колдовства была как-то незаметна до тех пор, пока ее не раскрыл Аеси и не наказал первых виновных. Ну а после провозглашения об этом на рынках, площадях и в палатах знати стало уже и не нужно приглядываться к ведьме или той, что в этом заподозрена, дабы ее изобличить. Нынче ненависть в людях уже настолько наготове, дрожа натянутой тетивой, что унять ее потребуются луны, года или даже поколения. Поэтому, когда Аеси впервые приводит в Фасиси сангоминов, он говорит, что вот они, одаренные дети из-за речных земель, ученики великого Сангомы и заклятые враги всех и всяких ведьм. Теперь эти сангомины кромсают тела и жгут пожары, люто набрасываясь на всё, что есть ересь и ведовство.
