И я ничего не делала… — причитает Саюр.
— Я знаю, дорогая… — сочувственно произносит Фугу. — Ты действительно ни в чём не виновата… А вот твоя коллега…
Ненавижу её! Всей своей ущербной душой ненавижу!
— Я ничего не знаю, правда! — Саюр уже рыдает навзрыд. — Прошу, не делайте мне больно!
— А это будет зависеть от неё…
Саюр поворачивает ко мне голову. Грязь размазана по всему лицу, щёки блестят от слёз. В глазах мольба.
Надзиратель поворачивает какую-то ручку на своём устройстве и пещеру наполняет невыносимые вопли.
— Перестаньте! — кричу я, дёргая изо всех сил руками, но цепи держат крепко.
Фугу поднимает вверх ладонь, приказывая своему верному псу остановиться. Саюр затихает, слышны только негромкие всхлипы. Я отворачиваюсь, чтобы больше не смотреть на неё, потому что это просто невыносимо…
Но зато теперь мне отлично видно, как Фугу закидывает одну ногу на другую, а руки складывает на груди. Она выглядит очень довольной.
Чтоб ты сдохла…
— Ну! Есть что сказать? Всё зависит от тебя.
— Возьмите меня… Зачем вам она?
— Затем, что ты слишком упряма и норовиста.
Я закрываю глаза, мечтая оказаться где-нибудь за тридевять земель.
Как же виртуозно Кульпа ломает тебя.
Хрустит твоими костями.
Сминает в кашу.
Как поступить, кого выбрать? Какой сделать выбор, если оба пути ранят?..
Будто бы наяву я вижу остров. Величественный и такой неприступный… Фестиваль Свободы. Крэм, вцепившийся в канат. Аниса и Тьер, танцующие так, словно вокруг нет ни единой души. Магнус с факелом в руках. И даже Илва с улыбкой на лице, благодаря которой черты её лица кажутся гораздо мягче. Бубба и Фолк, пляшут возле костра… Даже Тина поёт о несчастной доле свободных. А устроившись прямо в траве — я и Дин…
Открываю глаза и мираж тает, как неожиданно выпавший в мае снег.
Я в пещере.
Я здесь, в этом страшном месте, но я не могу допустить, чтобы Либерти канул в небытие, а его жители тоже угодили сюда.
Саюр, прости. Но я не могу.
— Я была одна. В диких землях. — На этот раз голос звучит твёрдо.
— Нет, Кара, пожалуйста… — всхлипы Саюр становятся громче.
Щелчок и новые вопли разносятся по пещере. К сырости примешивается зловонный запах фекалий.
Из моих глаз текут реки.
— Будьте вы прокляты! — захлёбываясь слезами, кричу я. — Будьте вы прокляты…
Бесполезно. Никто не покарает их и не поразит молнией.
36 глава. Чёрное добро и белое зло
На следующий день всё повторяется. Магнус или вовсе не возвращался, полностью погрузившись в свои поиски, или вернулся очень поздно, а ни свет, ни заря снова покинул остров. По крайней мере, в его кабинете опять восседает Илва.
Спешу выбраться из Дома, но в холле меня поджидает… Дин. Помятое лицо. Виноватый взгляд.
Глупо, но я делаю вид, что совершенно его не замечаю и пытаюсь пройти мимо. Но не тут-то было.
— Эй, Кара, подожди… — он плетётся за мной. — Давай поговорим?
— О чём это?..
— О том, что произошло. О том, что произойдёт. О том, что происходит. С нами…
— С нами?.. — переспрашиваю тихо.
Мы как раз выходим на крыльцо. Небо сегодня хмурое. Вот-вот пойдёт дождь. Погода, совсем как моё настроение.
— Я… я ведь люблю тебя, Кара… — от его слов на душе становится горько. Можно ли любить человека и при этом причинять ему боль? — Но ты не права…
Хрусь. Моё сердце треснуло. Будто кто-то с размаху наступил каблуком.
— Получается, только Магнус бывает прав? Остальные не в счёт?
— Почему это?.. Вон, все свободные поддержали идею отца, одна ты и против. Может, потому что ты слишком мало прожила с нами на острове?
— Или слишком долго с ними в городе, да?.. Пусть так. Но я останусь при своём. Убийство для меня — это слишком.
— Уверен, отец сведёт потери к минимуму.
К минимуму. Интересно, а это сколько? Сколько смертей Магнус посчитает приемлемым для достижения собственной цели?
— Это неправильно! — упрямо повторяю я. — Люди живут своей жизнью, пусть она и не кажется вам приятной, но это их жизнь… Вы хотите уничтожить целый район, где живут тысячи ни в чём неповинных людей.
— А ты спроси себя, так уж они неповинны? — не сдаётся Дин.
Делаю глубокий вздох, переводя дыхание. Наша перепалка выматывает. Чувствую такую дикую усталость, будто весь день таскала мешки с удобрениями, а между тем, утро только-только наступило.
— Ты не понимаешь… Ведь в том, что сейчас происходит, есть и моя вина. Это я достала дневник, это я вложила его в руки Магнуса. И на моей совести будет этот… кошмар.
— А чего ты вообще ждала?.. Что мы появимся в городе и начнём умолять Регента отречься от власти и отменить статусы? О чём ты думала, когда отправлялась за дневником? Считала, что в нём написан рецепт волшебного зелья, выпив которое все вдруг заживут долго и счастливо?
— Нет, конечно… Но я думала, Эйрик Халле описал какой-то иной способ, без насилия… Послушай, Дин… Если мы это сделаем, если только решимся… Чем мы тогда будем лучше их?
— Тем, что мы освободим город, подарим свободу людям. Сколько твоих знакомых пострадали от режима Регентства? Скольких подвергли Утилизации? Сколько сидит в Кульпе? Мы сражаемся за правое дело, Кара и не тебе нас судить. Сколько себя помню, я всегда представлял, как свободные во главе с отцом уничтожают Регентство, а добро побеждает… Ещё ходить толком не умел, а уже грезил победой.
— Дин, как ты не понимаешь… Добро, примерившее одежды зла, само становится злом. Разве нет?
— И это ты обвиняешь нас в том, что мы делим мир на белое и чёрное? Это ты не видишь полутонов… Не бывает только хороших и только плохих… Мы не идеальны. И ты — тоже.
— Так я про это говорю… На Олимпе тоже люди разные…
— Нет, между нами — бездна.
Бесполезно. Я словно бьюсь о стену.
— Глупо… Так глупо…
— Что именно?
— Объяснять прописные истины тому, для кого они ничего не значат… Вы под микроскопом рассматриваете Эйдолон, но мне не нужна лупа, чтобы увидеть недостатки Либерти.
— Не бывает идеального общества, Кара. Как и идеальных людей. Всё познаётся в сравнении. Но мы хотя бы никого не объявляем испорченными и не вешаем ярлыков.
— Но отстраняете от работы, наказывая за мнение… — парирую я.
— А ты бы предпочла сдаться на милость Полиции? Мы не такие уж кровожадные, какими ты хочешь нас выставить. И не эксплуатируем десятилетиями своих жителей. Не указываем, как жить, не подвергаем Утилизации, не сажаем в тюрьму.