еще бы — такое зрелище.
Я лично не помню, когда это весь Триумвират в полном составе собирался на втором слое и устраивал показное шоу «схватить исчадие ада», а упомянутое исчадие, видимо, решило покуролесить напоследок и не хочет сдаваться просто так. Обычно такие шоу происходят в мире смертных.
И пусть оболочка сферы не идеально прозрачна, а будто рябящая водная гладь нещадно искажает пропорции, создавая этакий эффект «кривого зеркала», все равно же можно примерно понять, что там за защитным куполом происходит.
Да еще и крыша — плоская, будто специально так придумали, чтобы на ней устраивать штатные побоища с демонами. Жаль только, что это — первое из тех побоищ и последнее.
Хотя мне лично — не жаль совершенно. Я и это-то шоу намерена остановить в самом разгаре. Обломаю людям такое зрелище.
Ну, не судьба, не судьба мне стать душой компании. Да, я и не спорю. При жизни не была, так и начинать нечего.
— Агата, — меня окликает Питер Уоллес, тот самый, что работает на стойке в холле департамента, — ты тоже услышала шум? Видела, что у нас тут творится? Агата, ты куда, купол не пускает рядовых…
Я не слышу слово «работников», я несусь к гладкой водной пленке стрелой. Мало ли кого она не пускает. Меня она обязана пропустить! Там, между прочим, моего порученного бьют.
И кто вообще сказал, что я «рядовой работник»?
Ох, как бы не зазвездить мне со всем этим самоощущением… Меньше всего хочется стать этакой второй Анджелой Свон, что смотрит на рядовых лимбийцев как на стадо непослушных овец.
Слово «зазвездить» мое тело понимает по своему, потому что в трех взмахах крыла от сферы мои пальцы, вытянутые вперед для большей обтекаемости тела, начинают… Светиться…
Ровным белым светом.
В одном взмахе крыла от сферы — они светятся уже так, что режут глаза.
А когда я касаюсь сферы — я и вовсе превращаюсь в один только сгусток света. Сфера упруго толкается мне навстречу, будто порыв ветра, желающий отшвырнуть назад, но сгусток света нельзя остановить, он проскальзывает внутрь.
А внутри — самое настоящее пекло. Специально меня дожидается!
— Рози, что ты тут делаешь?
Опознать своего лучшего друга в вихре белого огня по одним только смутным очертаниям силуэта мне удается не с первого раза. А вот он узнает меня практически мгновенно, хотя я совсем не перестала быть сгустком света, даже напротив, именно тут под защитной сферой мой свет стал еще пронзительнее, еще ярче…
Я не очень успеваю ознакомиться с положением дел, Джо как раз поднимался на ноги, когда я влетела в сферу, и я оказалась всего в трех шагах от него. И пока мы пожираем внимание друг друга.
И все-таки он — Орудие. Уж не знаю, что там случилось, что снова разожгло в нем это пламя, но с тем, что мой друг по-прежнему остался Орудием Небес, мне спорить уже невозможно. Святой огонь дается многим в ладони. Но никто из лимбийцев не смог бы вот так пылать, словно неугасимый человек-факел.
Да и он, кажется, понял что-то аналогичное, таращась на меня с удивлением. Будто до него только что дошло, кого именно он узнал вот в этой вот светящейся как прожектор девице.
— Это и правда ты? — Джо выдыхает это недоверчиво, вглядываясь в меня, а потом вздрагивает и будто приходит в себя, и клинки в его ладонях только ярче полыхают, и он снова взмывает в воздух, будто решив не отвлекаться и поручить меня своим заботам, раз уж я оказалась тут. Ну, вроде как и не поспоришь с тем, что дар мне дан, все, так сказать, налицо, значит, возможно — я могу помочь.
Ох, знал бы Джо, что помогать Триумвирату я не намерена…
Я оглядываю поле боя. Собственно, весь бой сейчас происходит в воздухе, над крышей.
Генри, черный крылатый смерч, снова схлестнулся с двоими, снова — с Артуром и Джоном одновременно, они берут на себя ближний бой, а Катон и Анджела держатся поодаль, с разных сторон и время от времени бьют издалека концентратом своих сил — плетью молний, или еще одним ледяным копьем, похожим на то, что сейчас растет в ладонях у Катона.
В воздухе пахнет кровью…
— Прекратите! — когда мои пальцы нашаривают в воздухе гладкое кольцо из белого полированного металла — я ничему не удивляюсь. Как Катону вложили в ладони его копье, как Артур бьется именно молотом, так и у моего оружия, у моего света должна была быть какая-то форма. И метательное кольцо мне сейчас отлично подходит…
Я никогда в жизни ничего не метала. Ни ножей, ни дисков, вообще ничего. Я вообще далеко не спортсменкой по смертной жизни была. От волейбольного мяча так вообще иногда спасалась бегством. Но в этот раз все получается именно так, как надо.
Расколотое копье Катона разлетается ледяными осколками, и он чертыхается.
Острый край метательного диска проносится в миллиметре от запястья Анджелы Свон чиркая по нему не кромкой лезвия, но воздухом и Анджела с возмущенным вскриком отдергивает руку, теряя концентрацию. Шар молний, что формировался над её ладонями, тут же тает.
Последний удар моего кольца приходится как раз на рукоятку молота мистера Пейтона.
Нет, вот его орудие мне расколоть не удается. Но — высечь пару искр и обратить на себя его внимание — о да… И внимание Генри — кстати, тоже.
На некоторое время бой прекращается и все его участники любуются на меня, раз уж я соизволила потребовать их внимания. А возвращается ко мне, ныряет в подставленную для него инстинктивно ладонь. Нет, с этой штукой мне нужно будет потренироваться в обращении, однозначно. Интуитивность интуитивностью, но мне нужен навык.
Как нелюбезно, однако, рычит в мой адрес Генри… Вот ведь неблагодарный тип, а! Хотя ладно. Я не за спасибо тут работаю.
— Джонни, займи нашего приятеля на пять минут, — звучно выговаривает мистер Пейтон, — справишься?
— Артур, не трогай её, — обеспокоенно вскидывается Джо. Спасибо, папочка!
— Она обращает данную ей силу против Триумвирата, — невозмутимо откликается Артур, — разве это можно игнорировать?
— Артур!
— Джон, займись Хартманом! — рычит мистер Пейтон, глядя на меня все с той же убийственностью. — А она — выживет. Второй раз не умирают. К сожаленью…
Кажется, именно в этот момент Генри падает на Джона, отвлекая его от болтовни. По всей видимости, его условия Артура вполне устраивают. Нашелся,
