— Сеня, детка, вы — подлинное сокровище! — заявилаона надтреснутым голосом, похожим на дзиньканье антикварной чашки. —Другой бы на вашем месте начал возмущаться. Я сразу спросила этого ребенка, гдеего родители и почему он бегает в темноте по чужим подъездам. И как онпросочился мимо охранника. А вы… Такой открытый, такой бесхитростный!
Бесхитростный Кудесников приторно улыбнулся Нелли Ираклиевнеи скрылся в квартире. Дождался, пока она затопчет окурок и освободит лестничнуюплощадку. Натянул штаны, застегнул не на ту пуговицу рубашку и выскочил из домув ботинках на босу ногу.
Двор встретил его скрипом качелей и поскуливаниемсовершающей ранний моцион собаки, которая таскала за собой сонного хозяина. Жесткаятемнота уже размякла, превратившись в жиденький серый кисель. Кудесниковбыстрым шагом прошел до будки с охранником, махнул ему рукой, а потом побежал.Прохладный ветер немедленно забрался к нему за пазуху и пощекотал, прогоняяостатки сна.
Возле булочной никого не было. То есть совершенно никого. Онпрогулялся вдоль крыльца с разбитыми ступеньками и дошел до кустов боярышника,усеянных тяжелыми лакированными ягодами. Сорвал одну, обтер о штаны и сунул врот. Внутри оказались волосатые семечки, и Кудесников с отвращением выплюнул ихна асфальт. В ту же секунду листва защумела, треснула ветка, и тихий голоспозвал:
— Пст!
Арсений, недолго думая, влез в палисадник и нос к носустолкнулся с Аликом Малаховым. Именно ему он несколько часов назад поручил установитьличность загадочного Игоря, на рандеву с которым отправилась давешняя брюнетка.У Алика оказался абсолютно дикий вид — волосы стояли дыбом, одна пола рубашкизастряла в брюках, другая болталась поверх ремня. Маленькие, вечно бегающиеглазки были неправдоподобно вытаращены и смотрели в одну точку — а именно в лобКудесникову.
— Ты почему в кустах? — спросил тот, но Алик недал ему закончить, схватил за грудки и больно стукнул о ствол тощей березки,подпиравшей изгородь. И страшным шепотом просвистел, оросив физиономию сыщикапорцией слюны:
— Ты что, Сеня, смерти моей хочешь?
— В каком смысле? — до невозможности удивилсяКудесников. Его еще ни разу не затаскивали в кусты, чтобы доложить овыполненной работе. — Возьми себя в руки, Малахов. Ты мужик или мамзель вкружевах? Говори спокойно — так, мол, и так, Арсений.
— Так тебя и растак, Арсений! — в сердцах ответилтот. — Во что ты вляпался, а? И меня за собой потянул!
— Вляпался… — задумчиво повторил Кудесников, и призракимотоциклистов-автоматчиков закружились в его глазах черными мушками. — Ачто случилось?
— Что случилось?! — задохнулся Малахов. —Знаешь, кого ты поручил мне разрабатывать?
— Игоря, — покладисто ответил Кудесников, почесавлевую лопатку о нарост на березовой коре. Да, он не ждал от брюнетки ничегохорошего, но чтобы так паниковать… — Игоря, которому принадлежит квартира наЛиственной…
— Квартира принадлежит черт знает какому фонду, —перебил его Малахов. — Хотя в ней действительно находился Игорь. Как потомвыяснилось. Значит, он под ручку с бабой выходит из подъезда и садится вмашину. А я, значит, за ним слежу. И пока слежу, сбрасываю Михалычу номеравтомобиля, чтобы он, значит, установил владельца. Еду дальше. И тут Михалычперезванивает, орет, как обезьяна резус, и меня матом! Я ссылаюсь на тебя, онтебя тоже матом! Трубку бросил и оба телефона отрубил.
Кудесников нервно почесал о березу вторую лопатку. Чтобыжелезобетонный Михалыч орал? Уму непостижимо.
— Я отправился к нему, — продолжал шипетьМалахов, — и знаешь, что он сказал?
— Что брюнетка оказалась молочной сестрой КондолизыРайс и на Москву уже летят американские баллистические ракеты, — вслухпредположил Кудесников.
Малахов несколько секунд смотрел на него не мигая.
— Теперь я вижу, что ты спятил, — мрачно заключилон, — Ты просто спятил, и все. Будь ты в своем уме, ты не послал бы меняследить за руководителем департамента службы безопасности.
Арсений почесался о березу всей спиной, извиваясь, как уж,задумавший вылезти из старой шкурки. И глупо переспросил:
— Службы безопасности чего?
— Страны! — гавкнул Малахов. — Игорь Тагиров,твою мать, его зовут! Думаешь, он не заметил, что я за ним слежу? Думаешь, онне узнает, кто я такой? И кто раздает мне поручения, да? Мы исчезнем прямосегодня утром, — простонал он. — Бесследно. Наши изуродованные теласмешают с трупами жертв авиакатастрофы рейса Бенин — Урюпинск. Нам крышка. Мне— крышка!
— Ты вот что, — сказал Кудесников, чувствуябеспокойство в желудке, — ты иди домой и ложись спать. А я разберусь…
— Он разберется! — Малахов воздел руки, призываянебожителей стать свидетелями кудесниковской глупости. — Вместо того чтобыразбираться, иди и пиши завещание. Я уже велел жене собирать детей.
Собирать детей! Арсений представил, как дети Малахова,завязанные крест-накрест в белые платки, сидят на чемоданах и рыдают в дваголоса. А их мать дрожащими руками запихивает в баул самые ценные вещи, уминаяих коленкой.
«Бежать!» Слово билось в голове Кудесникова, раскладываясьна два слога в такт его шагам: бе-жать, бе-жать, бе-жать… Он двигался к своемуподъезду длинными скачками, изредка виляя, словно уже был взят в перекрестьеприцела. Беспокойство в желудке перешло в штормовое предупреждение. Кудесниковуказалось, что этот важный орган раздулся внутри него подобно воздушному шару иуже подпирает сердце — дышать становилось все труднее и труднее.
Прилетев домой, он заметался по квартире, не зная, с чегоначать сборы. Необходимо спрятаться. Пересидеть бурю. Конечно, он ничего такогоне сделал, всего-то проявил человеческое участие. И все-таки… Все-таки былострашновато оставаться тут и прислушиваться к шагам за дверью.
«Там», конечно же, решат, что Дину подослал он. И слежкутоже организовал он. Великолепно! Как говорится, сделал дело — жди расстрела.
— Мерс, мы уезжаем! — предупредил Арсений кота,свесившего заднюю лапу со спинки кресла. — Собирайся.
В комке шерсти приоткрылся один зеленый глаз и принялсяследить за тем, как хозяин мечется по квартире. Вот Арсений вытащил из шкафабольшой чемодан с кусачими замками и принялся набивать его добром.
— Твою миску мне мыть некогда, поэтому мы ее невозьмем, — говорил Арсений. — Иначе вся одежда провоняет «лакомымикусочками». Воистину, мы живем в век мышиного счастья. Уму непостижимо — котыпитаются консервами! Моя дорогая бабушка лопнула бы от смеха. Раньше котов некормили, а просто предоставляли им кров. Они были обыкновенной скотиной, асейчас обнаглели до чрезвычайности.
Мерседес приоткрыл второй глаз, всерьез заинтересовавшисьхозяйским монологом. Нечасто с ним обсуждали философские вопросы!
