Типичная русская народная утопия включала в себя по большей части легенды о далеких и изобильных землях и царях-избавителях, но коммунизм как отрицание частной собственности, стремление к обобществлению хозяйства и собственности, уравнению распределения и потребления был характерен лишь для считанного числа общин российского крестьянства, да и то сектантских. Гораздо более распространенным явлением коммунизм был в среде российского религиозного сектантства: он развивался на религиозной основе эсхатолого-хилиастического движения начала XIX в. (крестьянские организации, основанные на общности имуществ). Согласно исследованиям Л. И. Клибанова, первые «коммунистические» организации сектантов в России возникли в 60-е гг. XVIII в. среди духовных христиан Тамбовской губернии и на Молочных Водах в первые годы XIX в.
В середине 40-х годов XIX в. в среде рабочих и служащих Бараичинского и Нижнетагильского заводов образовалось тайное общество под названием «Десиое братство», организатором которого был Н. С. Ильин, капитан артиллерии. К обществу примкнули некоторые местные старообрядцы. Идеалом братства было устройство первохристианских общин, оно проповедовало объединение всех народов и вер и ближайшее установление па земле Царства Божия. Правительственные репрессии не оборвали существования Десного братства даже после ссылки Ильина в Соловецкий монастырь.[58]
Целую главу в своей книге «Народная социальная утопия в России» Клибанов посвятил общине, вроде бы существовавшей в начале 50-х гг.
XIX в. в Макарьевском уезде Костромской губернии (организатором ее был дьякон Николай Попов, но об этой общине имеются лишь самые смутные сведения). В одном из отчетов министерству внутренних дел об этом весьма сомнительном случае писалось: «Дьякон села Бовыкина Николай Попов, человек умный, хорошо занимавшийся в семинарии, показывая усердие к Богу и православной церкви, вздумал воскресить апостольские времена, жизнь братскую, общинную, стал соединять несколько отдельных семейств в одно общество, заводить у них общую работу, общую трапезу, даже нечто вроде общинного имущества, ибо все его приверженцы, записывавшиеся в особую книгу, сносили к нему свое имущество и он распоряжался во имя всех. После обедни все последователи собирались у него в доме, где он их учил евангельским истинам. Дьякон этот, по словам священников, отличался характером мечтательным, но по общему отзыву был человек трезвый и жизни безукоризненный».[59]
Клибанов делал далеко идущий вывод о том, что единомышленники Попова представляли собой религиозную общину с общностью имуществ {«братолюбие»), Клибанов считал, что слово «братолюбие» в опыте народного социального творчества означало именно уклад общественных отношений на основе коллективизма. Однако скорее всего, об обобществлении земли и имущества в этом случае речь не шла.[60] Если его выводы верны, то община Попова — почти уникальный случай общинного эксперимента на православной основе (другой такой случай — Крестовоздвиженское Братство Н. Н. Неплюева).
Другой пример реализации коммунистического идеала, описанный А. И. Клибановым, — учение об «Общем уповании» саратовского крестьянина М. А. Попова и секта «общих», возникшая на его основе. Секта, выявленная в 1853 г., возникла на рубеже первой и второй трети XIX в. и г роде потомков духовных христиан, переселявшихся в конце XVIII в. и Саратовское Заволжье. Положение об общности имуществ у Попова пыл о сформулировано максимально кратко с помощью цитат из книги Деяний; данных о том, насколько последовательно этот принцип применялся в жизни, нет.[61] Тем не менее Клибанов хватался за малейшее свидетельство, чтобы доказать коммунистический характер общины.
Иван Григорьев, чье учение отпочковалось от учения Михаила Попова, около 1858 г. организовал «Союзное братство», просуществовавшее максимум 15 лет. Братство, по мнению Клибанова, также было основано мл идее общности имуществ, план социальной реформы, предложенный Григорьевым, был плодом его собственной мысли, творческой переработки разнообразного «мыслительного материала»: хилиазма, эсхатологии, экстатики одних молоканских течений, социалистических экспериментов, опыта американского методизма и т. п.[62]
Еще одна сектантская коммунистическая община была основана А. Ф. Дурмановым. Ареал ее распространения со временем охватил нескилько уездов Оренбуржья и Самарщины, значительно удаленных один от другого. Собственность в общине Дурманова совокупной не являлась, и солидарность выражалась во взаимопомощи самого широкого характера В основе лежало единосемейственное хозяйство, но в принципе — и он был действовавшим — община считалась управляющей собственностью всех входивших в нее лиц.[63]
В теории народно-социалистическая мысль достигла своего наивысшего проявления в идеях народных мыслителей Т. М. Бондарева и В. К. Сютаева. Они оба оказали большое влияние на взгляды Л. Н. Толстого.
Главным трудом Тимофея Михайловича Бондарева (1820—1898), бывшего крепостного и солдата, сосланного в Сибирь за переход в секту субботников, было сочинение «Трудолюбие и тунеядство, или Торжество земледельца». В середине 1880-х Бондарев начал переписку со Л. Н. Толстым и Г. И. Успенским, благодаря которым его главные идеи дошли до читающей публики. Конечный социальный идеал Бондарева состоял в объединении всех людей в «единодушную и единосердечную артель», которую Бондарев противопоставлял разделению «братьев на разные семейства и одиночества», повлекшему за собой «нищету и убожество» земледельческого класса.[64] С точки зрения Бондарева, труд собственными руками — первородный закон человечества, в этом труде «избавление всей Вселенной оттяжкой нищеты и от нестерпимого убожества», «удержание от злодеяния», «невольное поощрение к добродетели». На основе принципа «трудами рук своих» возникает проект всечеловеческого единства: «заповедь труда сильна все веры народы и племена земные в едину веру, в едину церковь и в едину любовь связать. У этой заповеди нету праведных и нету грешных, богатых и убогих, умных и глупых, она не входит в эти наши дни глупости да дребезги. Она всю Вселенную приняла в объятия, и если бы знали о ней все народы, они все прижали бы ее к сердцу своему».[65]
«Крестьянин-коммунист» Василий Кириллович Сютаев (1819? — 1892), образ которого широко известен по портрету И. Е. Репина, проживал в деревне Шевелино Новоторжского уезда Тверской губернии и еще в молодости порвал с официальной церковью. Он проповедовал, что «надо спасаться миром, а не в одиночку», то есть общественное устройство, при котором не будет сословий, классов, частной собственности и государства, «не будет ни продажи, ни покупки никакой, замков не будет, сторожей не будет, судей не будет». Идеальной формой жизни для Сютаева была община («обчая жизнь»): «Еше сказано в Деяних Апостолов: у первейших христиан была одна душа и одно тело, так что имени не делили, не называли своим, а все у них было общее и так, что не будет богача и бедного, все будем равны и назовемся братьями одного Отца, дети одной крови».[66] Сютаев предпринял попытку реализовать этот идеал в масштабах своей многочисленной семьи, но попытка не удалась, точно так же как и проповедь «коммунизма» среди односельчан. В итоге он поселился в толстовской общине, где также всех учил, «как нужно устроить общий курятник, общий скотный двор, общие мастерские; сколько от этого уничтожится поводов к раздорам, как все будет примерно хорошо, как спориться будет всякая работа, как всякой благодати: и хлеба, и овощей — уродится столько, что ни пропить ее, ни проесть, а между собой будет союз, мир, любовь, радость и веселье».[67]
