Да, вот она! Кровь! Зажмурившись от наслаждения, я выпила тенесколько глотков крови, что были в крошечном тельце. Мертвая птица съежилась уменя в руке, я отбросила ее, вытерла губы рукой и только тут сообразила, чтопроделала все это на глазах у Лукаса. Должно быть, я выглядела настоящейсвирепой дикаркой. Невыносимый стыд хлестнул меня словно кнутом, — наверное,Лукасу это просто омерзительно.
Я робко подняла на него глаза и увидела, что он стоитотвернувшись, как я и просила. Он ничего не видел. Почувствовав, что язакончила, Лукас снова повернулся ко мне и нежно улыбнулся. Заметив, что мнестрашно, он покачал головой.
— Я люблю тебя, — пробормотал он. — А это значит, что я будурядом не только в приятные минуты. Я буду рядом всегда, и не важно, чтопроисходит.
Просияв от облегчения, я взяла его за руку, и мы вместепошли в закусочную. Мы ужасно устали, одежда с чужого плеча сидела на мнеотвратительно, мы находились на обочине скоростной автострады неизвестно где,но в эту минуту я казалась себе прекраснее любой принцессы или супермодели. Уменя был Лукас, который любил меня, несмотря ни на что, и больше мне ничего нетребовалось.
Мы быстро пообедали. Лукас умирал с голоду, и я тоже до сихпор нуждалась в обычной еде. Пережевывая картофель фри, мы пытались решить, чтоеще можно сделать в эти драгоценные минуты свободного времени.
— Может, поищем интернет-кафе? Я бы послала письмородителям.
— Нет. Во-первых, никакого интернет-кафе в этой глухоманинет. Во-вторых, ты не будешь посылать им электронные письма. Когда узнаешь, гдеони, можешь им позвонить, но только не оттуда, где мы остановимся. Еще можешьпослать письмо обычной почтой. Но никакого Интернета. Это еще одно предписаниеЧерного Креста, которому мы не смеем не подчиняться.
Лукас утверждал, что есть разница между неподчинениемпредписаниям и нарушением дурацких правил, но в данный момент я ее не видела.Ну и ладно. Я уже придумала, как можно выяснить, что произошло в ночь, когдасгорела школа.
Сначала я хотела воспользоваться мобильником Лукаса, но онсказал, что Черный Крест сможет проследить звонок. К счастью, мы обнаружилирядом с закусочной несколько платных телефонов-автоматов. В первых двух не былодаже гудка, в третьем оказался перерезан провод, но четвертый работалнормально. Я облегченно улыбнулась, услышав гудок. Набрала «О» — оператора.
— Разговор за счет вызываемого абонента, — сказала я иназвала нужный мне номер из списка контактов в мобильнике Лукаса. — Скажите,что звонит Бьянка Оливьер.
Воцарилась тишина.
— Она что, повесила трубку? — спросила я.
— Когда звонишь за счет абонента, всегда делают паузу. —Лукас стоял рядом, прислонившись к пластиковой стенке телефонной будки. — Онине хотят, чтобы разговор начался прежде, чем человек согласится заплатить.
В трубке что-то щелкнуло, и я услышала сонный голос:
— Бьянка?
— Вик! — Я радостно подпрыгнула. Мы с Лукасом обменялисьсчастливыми улыбками. — Вик, с тобой все в порядке?
— Да, да. Погоди немного, я типа проснусь, что ли. — Япредставила себе Вика, прижавшего к уху мобильник, растрепанного, сонного,посреди заваленной всяким хламом и завешанной постерами спальни. Наверное, унего там какие-нибудь офигительные простыни в клеточку или в горошек. Он зевнули уже более отчетливо спросил: — Мне что, снится сон?
— Никакой не сон! Это я. Ты не пострадал во время пожара?
— Нет. Никто особенно не пострадал, но, вообще-то, всемпросто крупно повезло. Зато я потерял свой тропический шлем. — Очевидно, Виксчитал это ужасной трагедией. — А ты как? У тебя все нормально? Когда пожарпотушили, мы все чуть не свихнулись, пока тебя искали. Кто-то сказал, что тебявидели на улице, так что мы знали, что из школы ты выбралась, но вот кудаделась потом, так и не поняли.
— Со мной все хорошо. Я с Лукасом.
— С Лукасом? — (Ничего странного, что Вик удивился. Онсчитал, что мы с Лукасом расстались много месяцев назад. На самом деле нампросто приходилось держать наши отношения в тайне.) — Ну, это вообще нереально.Если это сон, я свихнусь.
— Это не сон, — подал голос Лукас. Слух у него былдостаточно острый, чтобы слышать Вика, хотя он стоял примерно в футе от трубки.— Соберись, парень. И вообще, чего это ты дрыхнешь в одиннадцать дня?
— Ты должен был бы помнить, что я сова. Спать до полудня нетолько мое право, но еще и обязанность, — ответил Вик. — Кроме того, как поетсяв одной старой песне, школа закрылась на лето, школа закрылась навеки.[3]
Я ахнула:
— Навеки? Академия «Вечная ночь» полностью разрушена?
— Разрушена? Нет. Миссис Бетани клянется, что они сноваоткроются осенью, хотя я не очень понимаю как. Я имею в виду — она пылала какфакел.
Дальше последовали более трудные вопросы. Я крепче сжалатрубку и постаралась, чтобы мой голос не дрожал.
— А мои родители не пострадали? Ты их видел?
— С ними все хорошо. Я же тебе сказал — все оттудавыбрались. Твои мама с папой не сгорели. Собственно, они помогали нам искатьтебя. — Вик помолчал. — Они ужасно испугались, Бьянка.
Кажется, Вик пытался вызвать у меня чувство вины, но на меняэто почти не подействовало; я слишком обрадовалась, узнав, что родители непогибли.
— А ты знаешь, где они сейчас?
Не думаю, что они уехали далеко от академии. Скорее всего,остались где-нибудь поблизости в надежде, что я вернусь. Я не могла этогосделать. И мне тяжело было думать, что они ждут меня.
— В последний раз я видел их неподалеку от школы, — сказалВик.
Значит, позвонить им не получится. Мои родители оченьстарались приспособиться к современной жизни, но мобильниками пока необзавелись.
— А Балтазар?
Лукас нахмурился. Балтазара он недолюбливал: во-первых,потому, что тот был вампиром, а во-вторых, потому, что у нас с Балтазаром быласвоя история. Все давно закончилось — да толком и не начиналось, если уж на топошло, но это не значит, что я за него не волновалась.
— У Балти все классно, — ответил Вик. — Правда, после пожараон был здорово расстроен. Думаю, потому, что ты пропала. Парень был простоубит.
— Это не из-за меня, — негромко сказала я. Настроениепортилось с каждой минутой. Я думала обо всем, что потеряла, и внезапнопочувствовала страшную усталость. В изнеможении я прислонилась к будке.
— Ладно, ладно. Беру свои слова назад.
Вик не знал и не мог знать, что Балтазар страдал из-за своейсестры Черити, устроившей нападение Черного Креста. Черити была самым главным вмире человеком для Балтазара, и, как ни странно, я думаю, что и Балтазар былдля нее так же важен. Однако это не мешало ей причинять боль ему или любому,кто становился ему близок, в том числе и мне.
