Я покачала головой. Какие подруги? Как только у меняпоявлялась какая-никакая подруга, Матвей тут же перетаскивал ее в стан моихврагов самым пошлым образом. Если не считать все того же брата, я была одна. Новидеть брата в Москве в сложившихся обстоятельствах я хотела в последнююочередь. Так что оставалось смириться с одиночеством.
* * *
На похоронах ко мне подошла сестра Матвея. Она подбадриваламеня и похлопывала по предплечью, но я точно знала, что вижусь с ней, вероятно,в последний раз. Матвеева родня не из тех, кто держится за сомнительныхродственников. Были бы у нас дети, тогда другое дело. А так я для нихпрактически посторонний человек. Бездетная вдова — немногим лучше, чемлюбовница.
Я очень боялась, что кто-нибудь из людей Шлыкова придет накладбище, чтобы подмигнуть мне из-за какой-нибудь одинокой березки. «Что, мол,доигралась, девочка? А мы говорили… Предупреждали… Так что сама виновата.Считай, что убила мужа собственными руками». Но никто не пришел, или я простоне заметила сквозь слезы. Народу пришло слишком много для того, чтобыфиксировать каждого скорбящего. Кроме того, горе мое было искренним инеподдельным. Увеличенная фотография Матвея в черной рамке притягивала мойвзгляд.
Меня заставили бросить первую горсть земли на крышку гроба.Хотя я бы предпочла положить цветок. Потом ко мне по очереди подходили люди,чтобы выразить свои соболезнования. Я со страхом вглядывалась в каждоенезнакомое лицо, опасаясь, что оно может превратиться в многозначительнуюгримасу. Но никто в тот день меня не побеспокоил.
Возвратившись домой, я первым делом вставила в рамку фотографиюбрата и племянников, отчетливо понимая, что прочно сижу на крючке. У меня небыло иного выхода, кроме как начать закладывать Горчакова. Прямо спонедельника. Три оставшихся дня я собиралась предаваться скорби.
Однако вместо скорби во мне начала копиться злость. Не такойя человек, чтобы покорно склонить голову перед неприятностями! Тем более чтомоя злость была персонифицирована. Я знала в лицо и поименно убийц моего мужа ине собиралась нести это знание дальше, ничего не предпринимая.
«Что можно сделать?» — спрашивала я себя. Действительно, чтоя могла? Рассказать все Горчакову и подвергнуть таким образом опасности и егосамого, и его семью? Поехать к своему брату и посоветоваться с ним? Правда,толку будет мало. Я могу попытаться найти покровителей, покруче тех, что наменя наехали. Но сколько я ни размышляла, ни одного стоящего варианта в головутак и не пришло. По всему выходило, что у Шлыкова на руках одни козырные карты.
В субботу утром я обратила внимание на то, что до сих порразгуливаю по квартире в траурном платье. Видимо, я в нем и спала, и ела. Нет,насчет еды я не права. Я ничего не ела, причем уже давно. Моя талия становиласьвсе тоньше, но разве сейчас это имело хоть какое-то значение? Я жаждаласправедливости! Чтобы ее добиться, необходимо срочно взять себя в руки.
Я вылезла из платья и приняла душ. Потом сварила курицу,выпила чашку бульона и прикончила ножку. Чтобы хоть чем-то заняться, решилавынести мусор.
На лестничной площадке между этажами стоял мужчина и курил.Я замерла на месте, с подозрением глядя на незнакомца. Тот суетливо отодвинулсяот мусоропровода и, улыбнувшись, произнес:
— Я уже ухожу.
Он не был похож на фээсбэшника. Грузный брюнет с маленькойщеточкой усов держался очень обыденно, и я, успокоившись, смело спустилась вниз.Запах голубоватого дыма, плававшего в воздухе, подсказал, что парень курит«Кент» — эти сигареты нравились Матвею. Знакомый запах тут же вызвал у меняочередной приступ щемящей тоски. Я возвратилась в квартиру совершенно разбитой.
Было всего лишь десять утра, когда в дверь позвонили. Яоткрыла, не глядя в «глазок». Если это Шлыков или кто-то из его подручных —даже лучше. Все будет сказано и выяснено немедленно. Но на пороге стоялапарочка, которую я ожидала увидеть меньше всего, — Липа и Горчаков.
— Вот что, — не здороваясь, сказал шеф. — Намс Липой сегодня предстоит поработать, и я подумал, почему бы вам не поехать снами.
— Куда? — растерянно спросила я.
— Ко мне на дачу. Вы немного отвлечетесь и сменитеобстановку.
Липа ободряюще подмигнула. Я была по-настоящему тронута.Перспектива увидеть своего идола в нерабочей обстановке вытеснила все остальныемысли, и я побежала переодеваться. Горчаков донес мою сумку до машины, положилее в багажник и придержал для меня дверь. Липа предпочла сесть сзади.
— Пристегнитесь, — велел шеф. — Какую музыкувы любите? У меня в бардачке есть кассеты.
Я выбрала самую романтическую группу из тех, что знала, иподала кассету Горчакову. Он сидел так близко и казался таким досягаемым, что уменя перехватило дыхание. Раньше я никогда не ездила с ним в машине: Липазадремала, свесив голову на грудь, и тихонько посапывала у меня за спиной. Еесопение весьма органично вплеталось в музыку. В сущности, я не знала, о чемговорить с Горчаковым — он мой шеф, он женат, и до сих пор мы всегда соблюдалисубординацию.
— Знаете, о чем песня? — спросил он, слегкаповернув голову и глядя на меня своими потрясающими глазами.
— Должно быть, о любви, — усмехнулась я. —Судя по надрыву.
— По-английски вы, выходит, не говорите?
— А вы?
— Я нормально говорю.
Я тут же вспомнила, что им интересуется ФСБ. Может, он и всамом деле шпион?
— Вы бывали за границей? — спросила я. Горчаков сулыбкой кивнул. — А где?
— В Англии, во Франции, в Германии, в Америке, вАвстралии, в Африке, в Индии.
— Ого! А что вы там делали?
— Отдыхал, навещал друзей, иногда по работе ездил.
— Ничего себе!
— А вы где успели побывать?
— Только в Испании и в Болгарии.
— Мне нравится путешествовать, — призналсяон. — Вот сынишка подрастет, покажу ему мир.
Мне не нужно было вздрагивать и приходить в себя. Я ни насекунду не забывала о том месте, которое занимаю в его жизни. И это место —стол в его приемной.
Еще полчаса пути, и я наконец увидела ее, женщину, котораявладела мужчиной, грезившимся мне ночами. Первое впечатление былосокрушительным — красавица! Высокие скулы, ярко-синие глаза, выгодновыделяющиеся на фоне темных волос, потрясающая фигура. На ней был желтыйансамбль — шорты и топ. Малыш, побежавший навстречу отцу, растопырив ладошки,тоже одет во все желтое. Очаровательный, потрясающий мальчишка.
Нас представили друг другу. Мальчик по очереди сунул нам сЛипой ручонку, испачканную в песке, и умчался с полным пакетом подарков,которые привез отец. Альбина сначала обняла Липу, потом повернулась ко мне.
