кочевого маршрута.
Мои интерфейсы плохо приспособлены для кочевой жизни, однако улучшения текущей Ставки сохранятся на много лет вперед — если в настройки вновь не вмешается Шар или близкое падение одного из перьев.
Больше я ничем не мог помочь своей дальней родне. Все выжившие в той катастрофе девчонки, на которых я когда-то заглядывался, давно вышли замуж, былым знакомым приходилось напрягать память, чтобы найти со мною общие темы для разговоров. Уходил я в сторону Оуля с двойственным ощущением легкости, которая с одной стороны умиротворяла ноуме, но с другой — тяготила мнимой потерей чего-то ныне неуловимого.
А затем выяснилось, что и мои детские воспоминания о местности вокруг частично утратили актуальность.
Некогда знакомая тропа завела в болото, которое пришлось обходить по краю — с мокрыми ногами и жадной до человеческой крови мошкарой. Блуждая в невесть откуда взявшемся тумане, я изобретал изощренные конструкции, звучавшие на языке кода как самые натуральные заклинания.
Поля погодных переменных, в интерфейсах, к которым вроде как имелся доступ, подернулись серой пеленой запрета на редактирование.
Глядя на свои действия со стороны, из видения, ощущалась неловкость. Следовало догадаться, что такими методами Оуль защищается от незваных гостей, но у меня ушло два с лишним дня на кружение по болотам, пока я не заблокировал единственный доступный в интерфейсе параметр с комментарием «Какого черта?».
Будут на болоте размножаться бабочки, пока не слетит блокировка или не будут, никого не волновало — значение имел только комментарий к доступному действию.
На следующее утро параметр был разблокирован более высокоранговым админом с комментарием «Проходи».
Кровососы малость присмирели, да и туман стал заметно пожиже. К обеду отыскалась тропинка, которая привела к примитивной, но подходящей для зимовки хижине, с поднятым по принципу Моста хранилищем горючего камня и продовольственным складом.
— Заходи и приготовься отъедаться, — не удивляясь моему прибытию сообщил Оуль. — Пара суток на отжор, потом неделя поста и приступим к работе. Если, конечно, захочешь остаться.
Следовало уточнить, что это будет за работа, но я к тому моменту порядком устал шататься по болотам и предпочел остаться, не задавая лишних вопросом. А потом стало уже поздно.
В звуках его варгана слышу эхо неведомых параллельных вычислений. Он мастер транзакций в те миры, которые связаны с нами транспортным протоколом.
Старый Оуль в состоянии самостоятельно написать необходимый интерфейс, комбинируя известные параметры, и я не знаю другого такого админа, который имел бы больше прав доступа к этому серверу, нежели он.
Дым от его трав вызывает видения странных мест и обстоятельств, так что после длительного путешествия по собственной памяти, мне уже непонятно, происходит ли все взаправду или же это еще одно навязчивое видение.
— Надеюсь, ты все понял? — интересуется Старый Оуль. Его трубка произведена тем же мастером, который обслуживал старейшину Флеша, его одежда цветов Моста Розена-Эйнштейна, а узоры на ней принадлежат расколовшемуся племени фишей.
Я хмурюсь, замечая эти соответствия, но их недостаточно. Я качаю головой, на что Оуль разочарованно вздыхает — в точности так, как делал это покойный Гепта.
— Времени осталось мало, а попытка только одна.
Я вздрагиваю от предупреждения, поскольку оно звучит с теми интонациями, которые так любил использовать Пут перед тем, как испытать кафедру на прочность.
Мы выходим из хижины на поляну, по которой меньше недели назад тщательно прошлись серпом. Никакой высокой травы или мелких камней. Никакой щепы или посторонних предметов, лишь серверная твердь на три дюжины шагов в каждую сторону.
— Приглядись. Прислушайся. Вспомни и пойми, — шепчет Оуль, выводя меня за руку в центр поляны. Головокружение и слабость в ногах мешают идти самостоятельно. Я не могу поднять левую руку, все админское внимание ушло в голову. Правая рука служит дополнительной точкой опоры, мертвой хваткой цепляясь за упертую в твердь палку с кодовыми знаками.
Перед тем как отступить, транзактор дюжину вдохов любуется серверным сиянием. Момент, когда он перестает поддерживать мое тело в вертикальном положении я упускаю, поскольку тоже сосредоточенно слежу за небесными сполохами.
Шум. Фоновый шум, который слышит каждый обитатель сервера. Слышит, но не замечает, за исключением редких моментов. Гул от движения Шара судьбы.
Он приближается. Он движется сюда и никуда иначе.
Я пережил падение черного пера Гагары и чудом уцелел во время падения красного пера. Ноуме готово воспарить, поскольку оба крыла Йоры при мне — не хватает лишь заветного третьего пера, без которого я прикован к серверной тверди и не способен уйти во внешнюю транзакцию.
Что-то происходит с ощущением времени. Отчетливо виден приближающийся Шар. Он разрастается, задевая верхним краем небеса. Стремительность его движения парадоксальным образом сочетается с медлительностью. Кажется, что я могу протянуть к нему руку, погладить черный оплавленный корпус, а дистанция, между нами, вовсе не сократится.
По левую руку чернь одного пера. По правую — краснота другого. Я мог бы отступить в любую из сторон, но мне туда не надо. Там меня ждет только прошлое, которое распрощалось со мною в дымных видениях.
Я чист. Я пуст. Я взломан и мне некуда отступать.
Кто может понять божественную Гагару? Передо мною разворачивается чудо командной строки.
Я поднимаю правую руку и бью катящееся по серверу яйцо в точку своей боли, единственную уязвимую точку, которая доступна, в призывно мигающий курсор.
Кажется, Шар останавливается. Пышущая жаром поверхность замирает, лишь мимолетно прикоснувшись к моему телу.
Звуки варгана, доносящиеся извне, трансформируются в монотонный обратный отсчет.
У третьего пера зеленый цвет сочной травы у домашнего порога.
— Шесть, — голосом шелестящей на ветру травы шепчет мироздание. — Сын Гагары вылупляется из яйца…
— Пять… — эхом вторят со всех сторон серверные процессы. — Человек создан уникальным для того, чтобы его выбор был подлинным.
— Четыре… Что снаружи, то и внутри.
Я уже не стою посреди поляны, а сижу в ложементе, в центре Мирового Яйца.
— Три…
— Меня зовут не Йора, — выдыхает ноуме, но, кроме старого Оуля и Гагары, никто не слышит этих слов. Может быть, где-то в высших логах мои реплики будут зафиксированы и прочитаны.
— Два…
— Меня зовут Пот.
Вспоминая о мостовом статусе Валета, я перевожу титул на язык кода и поспешно уточняю:
— Джек Пот.
— Один… — говорит Гагара откуда-то свыше и мне остается только ответить:
— Поехали.
А затем на сервер спускается Зеро; все фишки онлайн-казино, независимо от ноуменала, все сделанные на текущий момент, ставки воспаряют с серверной тверди и направляются в небесный Кассам.
