орудие смертоубийства. Свободная рука зачесала русые волосы, обильно смочив их потом со лба. Височная косица болтыхалась маятником перед смявшимся от неподобающей позы сюртуком, поблёскивали начищенные медные пуговицы.
— Ты в порядке? — неуверенно спросила я.
Он нервно прыснул.
— Это я должен спрашивать, в порядке ли ты. Ну-ка, разверни, хоть посмотрим, что за зверя ты поймала.
Мне совершенно не хотелось отпускать края шкуры. Ладони словно приросли. Но я всё же развернула бурый мех: осторожно, не спеша, ожидая подвоха. Вот показалось дутое брюшко с завитком, узор жилкования крыла, фасетчатый глаз...
— Brachycera serpentomorphica, — выдохнул магик с предыханием, моментально теряя страх и преисполняясь исследовательским восторгом. — Она тебя не ужалила? У них во рту есть своеобразное жало, видоизменённый хоботок. Вот, смотри, — и он полез раздвигать клыкастую пасть крюком кочерги.
В следующий миг наружу выпросталась длинная кишка и упруго хлестанула парнишку по любопытной конечности. Я успела заметить острый шип на конце этой дряни. Лисан заорал и отпрянул, хватаясь за пораненную руку, а гостиную снова заполнило гневное жужжание.
Брахи-как-её-там вознеслась над приятелем моего брата, будто лезвие гильотины над шеей приговорённого. Он на миг остолбенел от потрясения и начал рывками отползать к камину, помогая себе здоровой рукой и позабыв о шляпе. Муха-переросток ринулась в атаку. У меня были только доли секунды, а кочерга осталась между парнем и чудовищным насекомым.
Я подобрала донышко разбитой вазы и зашвырнула в тварь наотмашь. Та с гулким бзыканьем увернулась и заложила манёвр, поворачивая на меня. Острые стеклянистые клыки, совершенно неуместные для членистоногого, хищно щерились в мой адрес. Мириады фасеток опалесцировали в лучах солнечного света, сочащегося через кружевные занавеси. Усики, разбитые на три сегмента, гневно шевелились.
Отродье древнего ужаса рвануло ко мне. Туфли успели слететь с ног, а бегать босяком оказалось легче, пусть необходимость подбирать подол никуда не пропала, да ещё и лодыжка предательски ныла. Я бросилась под лестницу, одной рукой хватаясь за спинку гнутого стула с обитым дорогой тканью сиденьем. Стул послужил мне защитой, я забилась под лестничный марш и навалила его сверху.
Муха жужжала, почти ревела и пыталась пробиться через резные перекладины спинки. Взвизгивая всякий раз от безумного страха, я отбивалась, пыталась садануть её ножками и надеялась, что очередной выпад длинного жала не заденет пальцы. Никогда в жизни моё сердце не билось так истошно. Никогда я не ощущала желание жить так яростно и чисто.
Этой твари ярости тоже было не занимать. Однако ума облететь меня с другой, незащищённой стороны ей не хватало. Я слышала стоны Лисана и надеялась, что гадина не переключится на более доступную мишень. Но моя несговорчивость сильно досаждала ей. Не позволяла обращать внимание ни на что вокруг.
Ну, а я продолжала охаживать её ножками. В какой-то момент мне удалось отогнать её достаточно далеко. Секунды, что занял для неё обратный полёт, хватило, чтобы я подскочила и ринулась наутёк через ту самую, незащищённую сторону лестницы.
И снова назади слышалось истошное жужжание.
И вновь неслась я по тёмному коридору.
Ворвавшись в кухню, позволила этой летучей мерзости проследовать за мной.
После чего выскочила обратно в коридор и, пока она закладывала вираж, рванула дверную ручку на себя.
Медленно осев по стенке в копну собственных подъюбников, я откинула голову назад и позволила себе продышаться. Пальцы скользнули в растрепавшиеся пряди. Меня потряхивало, все внутри горело, кожу холодило испаряющимся потом. Дверное полотно содрогалось от ударов. Совсем не слабо для существа, которому полагается быть лёгким и хрупким, чтобы суметь оторваться от земли. Хорошо, что мне не пришлось испытать её таранные качества на собственной шкурке.
Потом в голове зазвенел звоночек... Ох ты ж, блин...
Играя в салочки с такой тварью недолго и позабыть, что ты целиком и полностью, совершенно точно заразилась гнилью.
Глава 3
Зуб на зуб уже не попадал, а они продолжали поливать.
Посреди двора господина Даттона развернулось нешуточное представление, благо зеваки не могли ничего разглядеть из-за высокого кирпичного забора, даже близких не допустили, так что отец сейчас наверняка сходит с ума от волнения. Пока мы с Лисаном приключались за стенами особняка, Блайк на всех порах нёсся к коменданту орденской крепости. Братья Ордена и дежурные маги отреагировали быстро, дом оцепили и начали устранять инвазию.
Клубы можжевелового дыма ещё наполняли двор, просачиваясь между веточек кустарников, окутывая каждую травинку. За окнами особняка стояла непроглядная серая дымка: обработка шла полным ходом. Сами по себе можжевеловые побеги не обладают серьёзными защитными свойствами против гнили, хотя и пытаются противостоять её разрушительному эффекту. Но после ритуальных действий, производимых дипломированными чародеями, этот хвойный кустарник становится отличным очищающим средством, и прогоняет гниль не хуже, чем нафталин — моль.
Всю мою одежду забрали, чтобы сжечь. Даже корсет с косточками из китового уса заставили снять. Оставили в одном исподнем, то бишь в нижней рубахе. И она липла к коже холодной мокрой тряпкой, позволяя всем желающим беспрепятственно рассматривать изгибы моего тела, в том числе до боли напрягшиеся сосцы. Но реалии современного мира диктуют свои правила, так что понятия благопристойности получили поправку на обстоятельства.
Меня окатывали струёй жидкости с травянистым запахом и горьким привкусом. Жидкость подавалась по водоливной трубе с помощью поршневого насоса, который качали двое полубратьев в лёгких гербовых накидках, притянутых к торсу поясами с множеством полезных инструментов. Сама установка на повозке не отличалась от пожарной.
Третий полубрат держал раструб напорного рукава и не без улыбочек охаживал меня струёй дезинфицирующего раствора.
