повязали за отсутствие документов). Полиция это знала и брала с кочевников плату за проход в черту города; за это местные жители ненавидели и тех, и других: уже бывали случаи, когда ребёнок выходил поздно вечером в магазин и не возвращался домой, и никто его больше не видел.
И в это чудесное, а осенью крайне романтичное место, меня повёл Раф. Он здесь родился и вырос, а я всё детство прибегал сюда играть с ним и его друзьями. Дзержинский район для нас был дверью в прошлое. Время действительно здесь останавливалось, мы чувствовали его дыхание.
Мы сели на качели и наблюдали, как дети гоняют мяч и забивают его в самодельные ворота из кирпичей и железной сетки.
— Ты писал летом? — спросил меня Раф.
— Работал над одним текстом.
Мяч прилетел к нам, Раф пнул его обратно юным спортсменам.
— Это должен был быть сценарий. Но что-то не задалось.
— Это уже не в первый раз. В чём причина?
— Тяжело развивать сюжет в нужном темпе. Тяжело уместить в него мысль. А главное, тяжело удержать на нём собственное внимание.
Раф сплюнул и похлопал меня по плечу.
— Не тоскуй, Тарантино, ещё пройдёшь по красной дорожке.
— Иди ты!
Мяч снова прилетел к нам. Раф взял его в руки и крикнул мальчишкам:
— Пацаны, мы понабиваем?
— А?! — услышали мы с поля.
— Мы понабиваем?
— Мы играем.
— Да мы чуть-чуть.
Раф стал набивать мяч навес и после пары ударов пнул его мне. Я не умел набивать и пнул ему обратно.
— Наверное, на днях сяду за пьесу, — сказал я, — для школьного театра. Поговорю с Марковной, преподаёт у нас, может поставит.
— Правильно мыслишь, брат. Напиши любовные сопли, и все тёлки будут твои.
— Тёлки — это коровы. Я предпочитаю кисок.
Раф загоготал и пнул мяч мальчишкам.
Мы вышли из Дзержинского района и пошли к центру, оттуда мы собирались двинуться к парку. Я посмеивался над Рафом. Говорят, мужчину красит костюм, но если мужчина не умеет его носить, то лучше и не пытаться. Рубашка у него вылезла из штанов. Галстук скосился в сторону. Он шёл широкими шагами, сунув руки в карманы, и, если в спортивном костюме это всегда выглядело устрашающе, то сейчас нелепо. А ещё он без конца касался горла, хотел по привычке подёргать застёжку-молнию, но каждый раз не обнаруживал её.
Мы вошли в сквер торгового центра.
— Ну, что, осилил хоть одну книгу за лето? — спросил я.
Раф улыбнулся и сделал виноватое лицо.
— Столько дел, которые отвлекают. — нашёл он оправдание.
— Эх, Рафи, сколько ещё мне тебя воспитывать?!
— Ну прости, папочка, я был плохим мальчиком.
— Да иди ты!
Мы подходили к фонтану.
— На днях дочитал «Энеиду». Помнишь, я рассказывал тебе о ней? Прелестная вещь. Ты должен прочесть. Эта книга в каком-то смысле о нас.
— Казахстан не Древний Рим, брат.
— Да не в этом дело! — я посмеялся. — Мы тоже против всех.
— Ну ладно-ладно, давай. Надо же как-то просвещаться.
— Тогда на неделе занесу.
Сзади раздался свист. От неожиданности я дёрнулся. Мы повернулись. К нам надвигались пять пацанов. Здоровых крепких бугаев.
— Здарова! — крикнул смуглый и сутулый. Он выступил вперёд, и я понял, что он у них главный. — Вы школяры что ли?
Я непроизвольно посмотрел на Рафа; парнем он был вспыльчивым, и я боялся, что он наделает глупостей, но он молчал и злобно исподлобья смотрел на переростка, как хищник смотрит на кусок мяса, и меня это пугало, его взгляд мог спровоцировать зверей.
Я ответил, что мы школьники. Переросток оценивающе осмотрел меня, как смотрит торговец на потенциальный товар, накидывая в голове, что с него можно поиметь.
— Ну, с первым сентября вас бля! — с ухмылкой сказал переросток. Двое парней обошли нас и встали сзади. — Мелочь есть?
Я положил руку в карман и нащупал мятую купюру.
— Двухсотка есть.
Лицо моё прожёг взгляд Рафа; искоса я заметил, что он смотрит на меня с ещё большей яростью, чем на беспризорников.
— Ты ебанутый? — спросил Раф, и по тону было понятно, что вопрос не требует ответа, он констатировал факт.
Этим самым Раф принял на себя внимание одного худого в кепке.
— А чё те не нравится? — наехал он на Рафа, и тот пронзил его таким свирепым взглядом, что худой сжал кулаки и уже был готов вписать Рафу.
— Выворачивайте карманы. — спокойно сказал главный.
Раф оббежал их глазами. Он думал, кого первым ударить, а я думал как убежать и позвать на помощь.
Неожиданно пришло спасение — голос прохожего мужчины остановил ещё не начавшуюся потасовку.
— Эй! Вы чё до пацанов докопались?
Невысокий полный мужчина с поясной сумкой подошёл к нам и одним взглядом отогнал от нас парней на пару шагов. Я увидел в нём спасителя.
— Чё вам нужно от пацанов? — повторил он.
— А те какое дело, мужик? — наступал главный.
— Такое! Чего прикопались к пацанам, спрашиваю?!
— Мы их поздравили с праздником. — с кривой улыбкой ответил главный.
Я понял, что самое время действовать.
— Ладно, мы пойдём. — пробубнил я.
Не взял, а схватил руку Рафа и быстро зашагал прочь со сквера. Я не знал, что происходит сзади, боялся оглянуться. Раф хмуро смотрел себе под ноги и повторял:
— Суки!
И ещё раз.
— Суки!
Мы вышли из сквера и пробежали по пешеходной дорожке между торговым центром и красной девятиэтажкой. Страха больше не было, я чувствовал, я верил, что всё закончилось, даже не начавшись. Но пришло другое чувство, более неприятное, и это чувство стыда, что нас так просто можно остановить посреди улицы и вывернуть наизнанку, скрутить в узел наше пацанское достоинство, бросить на асфальт и затоптать, отнестись к нам, как к травоядным, как к жертвам, как к
