этого гада?
Подошел Василий Тихий. Он улыбнулся, а Мижлюля вдруг отвернулся и умолк.
— Что, друг? Дорогу ищешь? Нет ее у анархистов. Нет и быть не может. Только общая борьба рабочих и крестьян гарантирует победу и настоящую свободу.
— А я не хочу, чтобы мной командовали, — огрызнулся Мижлюля.
Спор обострился, и я понял, что это столкновение между ними — не первое. Тихий отстаивал свою точку зрения с железной логикой человека, непоколебимо убежденного в своих взглядах. Он был рьяным противником дисциплины палочной, дисциплины господства одних и угнетения других, насаждавшейся на флоте. Вместе с тем подчеркивал:
— Рабочим и крестьянам нужна своя, товарищеская дисциплина, помогающая освобождению от эксплуатации, нужны свои руководители.
Увы, Мижлюля вообще не признавал каких-либо авторитетов, сбивался на каждом слове, то и дело повторял, что перед богом все равны.
— Оставь ты своего бога! Хватит мне и двух ежедневных молитв, предусмотренных корабельным уставом, — махнул рукой Василий. — Пойдем, Иванов, пора отдыхать.
«Рига» изменила курс и пошла на запад. Около двух суток петляла наша эскадра между Ютландским и Скандинавским полуостровами. Позади остались Каттегат и Скагеррак — широкие проливы, отделяющие Данию от Швеции и Норвегии.
Когда «Рига», находясь в кильватерном строю эскадры, выходила из Скагеррака, нас обогнал немецкий эскадренный миноносец. Он шел двадцатипятиузловым ходом, расстилая по морю тяжелые черные тучи дыма. Корабль быстро исчез за горизонтом, но часа через два показался снова. «Рига» дала встречный гудок и в знак приветствия военного корабля первой приспустила флаг. На эскадренном миноносце ответили тем же.
Северное море оставило неприятные воспоминания. Больше суток свирепствовал такой шторм, какого мы еще не видели. И только когда входили в Па-де-Кале, море начало утихать.
На горизонте забелели крутые меловые берега Англии. Команда корабля и матросы учебно-артиллерийского отряда повеселели. Они наводили порядок на судне, устраняли следы недавнего шторма. Уже хорошо видно прибрежные скалы, к которым прижалась кучка домиков. Они то появлялись над гребнями волн, то исчезали за водяными валами.
— Что это за город? — спросил я матроса из команды.
— Дувр!
Я посмотрел налево. В противоположной стороне маячили берега Франции. Судно повернуло к английским берегам. Вот остался позади остров Уайт.
2 сентября «Рига» вошла в гавань и бросила якорь. Здесь уже находилась вся наша эскадра. На английских кораблях оркестры исполняли русский гимн. На русских и английских кораблях выстроились вдоль бортов шеренги матросов. Пока мы становились на якорь, церемония приветствия окончилась.
Портленд — английская военно-морская база с сухими доками и другими портовыми сооружениями. На рейде линкоры, крейсера, эскадренные миноносцы. Возле причалов стоят под погрузкой торговые суда, но исключительно английские. По рейду снуют баркасы, паровые катера, пароходы. Над бухтой возвышается гора, поросшая редкими кустами и деревьями. У ее подножия ютятся небольшие чистенькие домики.
На следующий день вместе с другими матросами я получил увольнение на берег. Когда впервые ступаешь на британскую землю, бросается в глаза чопорность и самодовольство обывателей. На иностранцев смотрят несколько пренебрежительно.
Прогуливаясь без определенной цели по улицам Портленда, я, Мазуров и Питляк зашли в район, где в небо упирались высокие трубы цементных заводов. Припорошенная тонкой серой пылью, эта часть города выглядела куда беднее. Прохожих мало. Что за народ, как он живет, какие у него обычаи — мы не могли понять, не зная языка.
Неподалеку от порта заглянули в харчевню. Она мало чем отличалась от тех, которые мы посещали в Ревеле и Кронштадте. Там мы увидели матросов с «Риги» и других кораблей нашей эскадры. Они уютно разместились за столиками в кругу английских моряков.
Мы тоже подсели к ним. Оказалось, что один из английских моряков немного говорил по-русски. Он бывал в Ревеле, Петербурге, Архангельске и в других портах России.
— У вас есть хозяин, у нас есть хозяин; у вас есть рабочий и матрос, и у нас есть. Плёхо, везде плёхо, — старался объяснить он, что и в Англии тоже есть богатые и бедные.
Хотя моряк уже изрядно захмелел и плохо выговаривал слова, мы понимали, что в Англии все же несколько лучше, чем у нас. Здесь на фабриках и заводах работают не по десять — двенадцать, а по восемь часов. У рабочих есть свои клубы, где они могут открыто собираться.
Через два дня мы вновь отправились на берег. В этот раз общественность близлежащего города Уэймута пригласила русских моряков в гости. С наших кораблей туда отправилось более тысячи матросов и офицеров. Шли ротными колоннами с духовым оркестром. Улицы Портленда были запружены горожанами, приветствовавшими гостей.
В центре города в большом деревянном театре, украшенном русскими и английскими флагами, в честь нас был дан концерт, демонстрировался кинофильм. А в фойе хозяева угощали русских матросов английским пивом. Были здесь и английские моряки. Некоторые из них надевали наши бескозырки и по нескольку раз становились в очередь к буфету.
Во втором часу ночи гулянья закончились, и мы направились в Уэймутский порт, где нас ждали паровые катера. Большое впечатление произвело на нас посещение Уэймута. Тяжелая служба, пощечины боцманов, придирки офицеров — все это как-то сгладилось, потеряло остроту. Вот так бы все время путешествовать по разным странам, морям и океанам. Те из матросов, кто побывал в Лондоне, привезли всевозможные сувениры.
* * *
Слева, будто затянутые прозрачной синеватой дымкой, — берега Франции. Вторые сутки «Рига» идет на юго-запад. Однообразие жизни на корабле нарушается только тем, что иногда встретим «купца» или рыболовную шхуну.
Мы входим в залив Ируаз. В живописной бухточке под горой Сен-Мишель раскинулся Брест. На рейде стояли расцвеченные флагами наши корабли. «Рига» тоже бросила якорь. Началась приборка. Матросы с интересом посматривали на берег.
Ко мне подошел Степан Чирков — матрос с «Риги». Еще в Ревеле нас познакомил Василий Тихий, и тогда же выяснилось, что Степан — мой земляк. Мы иногда встречались, вспоминали наш северный, вологодский край. За время похода мы сдружились. Поэтому я не удивился, услышав, что он хочет поделиться со мной мыслями об одном очень важном деле.
— Завтра на берег пойдем, — сообщил Чирков. — Так вот тебе письмо. Будешь, может, дома, передашь, а не будешь — отправь почтой. Я остаюсь во Франции…
Я ждал чего угодно, только не этого.
— Не дезертирую, Митя, нет. Не смотри на меня такими глазами. Я еще вернусь на флот, вернусь в наш Кронштадт, но позднее. Если же останусь на корабле — арестуют. Точно знаю. Меня вызывал к себе сам Старк, был разговор… А ты ведь знаешь: никакой я не преступник…
На второй день я побывал в Бресте
