даст тому силы изгнать зло, но взамен, если кто-нибудь из жителей деревни придёт к Кетуту за помощью против тёмной магии, ни он, ни его семья не смогут им отказать. Кетут согласился, и Баронг Бали превратил его в Баронга Макана, Тигрового Баронга. Кетут победил колдуна, и с тех пор его потомки охраняют баланс между злом и добром.
— Ты думаешь, это правда? — спросил Джим.
— Я не знаю. Но я — тигр, и у меня есть силы изгонять тёмную магию, и люди приходят ко мне за помощью.
— Ты беспокоишься, что если начнёшь брать плату за это, то придётся расставлять приоритеты?
Я посмотрела на него удивленно. Ого. Прямо в яблочко.
— Да. Прямой сейчас, богатые и бедные для меня равны. Я не получаю никакой компенсации, кроме восстановления баланса и удовлетворения от проделанной работы. И я хочу, чтобы так оно и оставалось.
— Но должна же быть какая-то награда за это.
— Люди оставляют дары, — ответила я. — Иногда деньги, иногда еду. Обычно они оставляют их у меня на пороге, иногда передают через мою мать. Я не знаю, кто они, но всегда принимаю с благодарностью.
Я открыла большой сундук и вытащила статуэтку Баронг Бали. Она была около фута в высоту, но размер не имел значения.
— Поставь его, пожалуйста, под деревом.
Эйанг Ида любила это дерево. Оно росло вместе с ней, и я могла уловить её следы в ветвях. Дух дерева любил её. Он нам поможет.
Джим поставил статуэтку у корней дерева. Я выскользнула из туфель и сняла носки, затем выудила подношение из сундука. Я сделала его дома, перед тем как уйти. Джим посмотрел на банановый лист, скрученный в маленькую корзинку, на искусно выполненный поднос из пальмовых листьев, на композицию из цветов и фруктов и поднял брови. Я положила туда пончик, отнесла к статуэтке, опустилась на колени и положила всё к ногам Баронга Бали. Джим опустился на колени рядом со мной.
Я сидела неподвижно, погрузившись в медитацию, позволив своей магии окутать лужайку. Она текла по почве, касалась корней дерева и спиралью поднималась по стволу в крону. В магии, исходящей от дерева, произошла неуловимая перемена. Духи заметили Джима и задумались о его связи со мной. Если бы между нами была прочная связь, они бы его признали. Проблема в том, что я не была уверена, а достаточно ли этой связи.
— Значит, глазированный пончик — это традиционное Индонезийское подношение? — спросил он.
Вот остряк.
— Нет, традиционное подношение подразумевает пирожные. В данном случае, я предлагаю то, что мне нравится. Имеет значение само усилие приготовления кананг — подношения.
— Почему ты просто не повторишь тот фокус со стикерами?
Последний раз, когда мы вошли в дом, окутанный магией, я написала защитный иероглиф на стикере и прилепила его к груди Джима.
— Потому что эта тёмная магия Индонезийского происхождения, а я намного сильнее в своей родной магии, чем в начертании проклятий на клочках бумаги.
Духи всё ещё сомневались. Я не могу оставить его на лужайке. Он будет упрямиться и последует за мной в дом. Я должна была показать им, что он важен.
— Джим?
— Да?
— Мне нужна помощь.
— Я готов, — ответил он.
— Мне нужно, чтобы ты подумал о том, почему впервые позвал меня на свидание. Действительно подумал об этом.
— Я пригласил тебя, потому…
Я подняла руку:
— Нет. Не говори мне, — мне было слишком страшно узнать. — Просто думай об этом.
— Хорошо.
Я точно знала, почему была влюблена в Джима. Причина была не одна, а целый ворох. Он был одним из самых умных людей, которых я когда-либо встречала. Когда Кэрран заходил в тупик, он шел к Джиму и доверял ему придумывать выход из положения. Он выглядел… Ну, он был сексуальным. Невыносимо горячий, как мужчина, которого вы могли бы увидеть в журнале или по телевизору. В нём была какая-то грубая мужественность, своего рода смесь мужской уверенности и силы. Он был так не похож на меня. Я была маленькой и хрупкой, а он — крупным и мускулистым. Мне нравилась эта двойственность, контраст между мной и им. Это заводило меня, и я наблюдала за ним, когда он не замечал. Я знала, как он держал голову, наклон плеч, как он ходил, неторопливо и уверенно. В толпе одинаково одетых мужчин я бы сразу узнала своего Джима.
Но заставили меня влюбиться в него не его ум, не его внешность и даже не тот факт, что он был смертельно опасен. Всё это было здорово, но недостаточно. Поэтому я открыла своё сердце и позволила духам заглянуть внутрь. Моя жизнь часто была хаотичной. Мне было страшно. Я выходила из себя. Я психовала. Я всегда сомневалась, сработает ли моя магия проклятия или нет. Я была беспомощна без очков, и это тоже пугало меня. Но Джим… Джим мог сделать один шаг в мой хаос, и внезапно все проблемы разрешались сами собой. Он решал их одну за другой со своей спокойной логикой, а затем поворачивался ко мне и говорил: «У тебя получится». И я осознавала, что он прав, и я справлюсь. Он верил в меня.
Тепло заструилось по моим босым ступням и разлилось внутри меня, вплоть до кончиков пальцев, пока они не начали покалывать.
— Что-то происходит — сказал Джим спокойным тоном.
— Пусть происходит.
Джим сидел очень тихо. Мускулы напряжены и сгруппированы, как будто перед прыжком. Духи касались его и ему определённо это не нравилось. Видимо «пусть происходит» означает «готовься убивать».
Амулет на его груди задрожал. С металлическим лязгом глаза Баронг Бали широко распахнулись. Духи признали нашу связь и будут его оберегать. Но это также означало, что Джим будет видеть мир моими глазами. Его это немного шокирует.
— Духи даровали тебе Взор, — объяснила я. — Теперь ты можешь видеть мир так, как вижу его я. Это временно. Если ты снимешь амулет, ты снова станешь слеп к магии. И, похоже на то, что эффект пройдёт, как только закончится магическая волна.
Я встала на ноги:
— Сейчас мы войдём в дом. И ты увидишь разную странную хрень. Не пугайся.
Он наградил меня ещё одним непроницаемым взглядом.
Мы подошли к порогу. Я вставила ключ в замочную скважину, повернула его и распахнула дверь. Дом простирался перед нами, тёмный и холодный. В воздухе витала слабая трупная вонь. Джим сместился, приняв более свободную позу, готовясь к тому, что кто-то попытается разодрать ему шею. Я сложила руки, закрыла глаза и позволила силе волнами исходить от меня.
