ее глаза — бездонные черные колодцы, он помнил ее волосы — обжигающе черный шелк струящихся кудрей, он чувствовал ее губы — их аромат, нежность, тепло… Как он мог отказаться от нее? Как он мог после того, как она подарила ему целый мир — мир на двоих, в котором были только он и она, как он мог только помыслить предать ее? В чем была ее вина? Ни в чем, он сам в своем эгоизме испугался за свою призрачную свободу, не понимая, что получает в замен. Дурак, идиот, собственными руками едва не погубивший свое счастье! Хотя, с другой стороны…
Из груди его вырвался звериный вопль, переходящий в рыдание. Он не знал, НЕ ЗНАЛ, чего он действительно хочет! Он запутался, он тонул в собственных сомнениях, они раздирали его душу, сжигали его мозг, сводили с ума. Он кинулся в коридор, сунул ноги в первые попавшиеся ботинки, сорвал с вешалки пальто и выскочил за дверь. На воздух! На улицу! В город, в ночь! Бежать отсюда, прочь из этой квартиры, ставшей ему тюрьмой! Он не мог больше дышать ее затхлым воздухом, не мог слушать эту оглушающую тишину. Бежать туда, где люди, пусть даже картонные, пусть! Вдруг они все-таки примут его, вдруг они ЖИВЫЕ!
Самуэль выскочил на улицу, его окатила волна холода, но он ее даже не почувствовал. Он бежал к людям, у них он искал помощи, но где же они? Никого, лишь только морозный ветер гонит по асфальту бумажные обертки, да тускло светят над головой фонари. Улица пуста, нет пешеходов, машин, закрыты все магазины, рестораны, только всполохи неоновых реклам бесполезно мерцают в тишине. Город умер, он бросил Сэма на произвол судьбы, так же, как Сэм до этого бросил его. Самуэль закричал, но крик его затерялся среди домов, растворился над крышами, и только слабое эхо откликнулось ему с высоты.
Тогда Сэм побежал. Он не знал, куда он бежит, зачем. Он просто бежал, лишенный всяких мыслей, желаний. Вся жизнь его стала этим бегом, бегом от себя самого.
Пробежав два квартала, Самуэль зачем-то свернул в маленький переулок и остолбенел. В конце переулка он увидел удаляющуюся от него женскую фигуру. Сердце его комом подкатилось к самому горлу, а потом резко ухнуло вниз.
— Стойте! Подождите! — крикнул он и побежал к ней, спотыкаясь от усталости, оскальзываясь на лужах, задыхаясь. Но женщина не слышала его. Она уходила все дальше, дальше, вот сейчас она повернет за угол и тогда все, все! Он никогда не найдет ее в этом огромном пустом городе, и тогда он погибнет!
Самуэль рванулся за ней из последних сил. Холодный колючий ветер дул ему в лицо, но Сэм упрямо бежал, не обращая на него никакого внимания. Пальто сковывало его движения, он путался в его полах — долой пальто! Только бы не упустить, только бы догнать, а там…
Женщина заметила его, она приостановилась, обернулась. Самуэль обрадовано махнул ей рукой, но она почему-то испугалась и побежала от него прочь. Сэм взвыл от обиды и прибавил еще. Вот уже и переулок кончается, но женщина стала ближе. Она бежала как-то неуклюже, то ли ей мешали высокие каблуки, то ли она просто оказалась никудышней бегуньей, но он настигал ее. Женщина выбежала на залитый яркими огнями проспект и на миг обернулась. Что-то в ее лице показалось Самуэлю знакомым, но задумываться над этим не было времени. Он почти догнал ее.
*****
Офицер Гризвальд ненавидел этот район. Его патрульная машина медленно катила по центральному проспекту мимо домов, в которых жили респектабельные люди. Себя к ним офицер Гризвальд не относил. Он ненавидел их. Куда ближе и милее ему были рабочие кварталы, трущобы, гетто, где он был королем. Там все решала сила и его полицейский жетон. Там он мог безнаказанно убивать, и никто не в силах был ему противостоять. Попытка оказать сопротивление… или вы хотите сказать, что ее не было? До сих пор таких смельчаков не находилось. Иное дело здесь. «Как вы могли, что вы себе позволяете, я буду отвечать только в присутствии моего адвоката!» Гризвальд злобно сплюнул через приоткрытое боковое стекло. Ублюдки! Даже преступления здесь были иными. Да, в трущобах тоже убивают, но виной всему — нищета. Голод, холод, пьянство, наркотики, проституция — вот ее плоды, и офицеру Гризвальду было даже жаль этих людей. Немного. А здесь? Богатые сынки-наркоманы, убивающие из развлечения, купающиеся в роскоши наследники, не сумевшие поровну разделить неправедно нажитые отцовские миллионы, извращенцы всяких мастей, истощающие свою плоть самыми гнусными способами… Содом и Гоморра! Выжечь бы эту мерзость каленым железом, глядишь, и дышалось бы легче!
Неожиданно что-то привлекло внимание офицера. Он резко тормознул и высунулся из машины. Прямо перед ним из переулка выскочила испуганная женщина, а за ней — бог ты мой! Ее догонял какой-то придурок с растрепанными волосами и давно не бритой физиономией. Но это еще что? Из одежды на придурке были только изящные осенние туфли на босу ногу и домашний халат, перехваченный поясом в талии. Гризвальд проворно выскочил из автомобиля и схватился за кобуру.
— Стоять! Это полиция!
Но всклокоченный человек в дурацкой одежде, видимо, не слышал его. Он бежал, не сбавляя темпа, бежал так, словно не он за кем-то гнался, а гнались за ним. Тем не менее, расстояние между ним и женщиной сокращалось. Гризвальд поднял пистолет.
— Стой, придурок! Давай лучше по хорошему!
Женщина уже выбивалась из сил. Мужчина почти нагнал ее и вытянул руки, пытаясь ухватить за одежду. Ну что ж, вот он, шанс! Офицер Гризвальд усмехнулся, прицелился и нажал на курок.
*****
Самуэль был совсем рядом с ней, он даже слышал ее тяжелое дыхание. В горле у него пересохло, и он не мог крикнуть ей, что б она его не боялась. Он ничего ей не сделает, ему просто нужно с кем-нибудь поговорить, а в этом городе никого, кроме вас, не осталось, так почему же вы убегаете, ведь…
Что-то тяжелое ударило его в спину, дыхание сбилось, тело пронзила резкая боль. Его кинуло вперед, ноги подкосились, он упал на колени. Женщина, убегающая от него, остановилась. Самуэль хотел спросить ее, так что же она убегала, зачем? Он протянул к ней руку, но второй удар опрокинул его на асфальт. Из разбитой губы потекла кровь. Женщина обернулась и посмотрела на него. Самуэль понял, что умирает, с трудом повернул голову и взглянул женщине в лицо. Его поразили ее
