кромешная мгла. Только за окном мелькали отблески неоновых реклам с улиц, проходящих где-то далеко внизу, рассекающих, подобно горным ущельям, скальный массив городской застройки. Даже ночью там продолжается жизнь, люди куда-то идут, едут, кого-то ждут, едят, пьют, влюбляются и расстаются. И все это окрашено кричащими оттенками неона, такого разного на разных вывесках и такого одинакового. Мерцание огней, вспышки, блики, сумасшедший круговорот красок, хаотическое смешение цветов, свет витрин — вот он, пульс ночного города, в чьих жилах течет неоновая кровь. Мир материализовавшихся иллюзий, который не рассыплется от прикосновения рукой, не исчезнет, подобно ускользающим грезам, мир, который затянет в себя, растворит, ошеломит своим правдоподобием. Мир, который способен подарить наслаждение. Мир, который способен убить. Химера, ставшая реальностью для тех, кто поверил в нее. Обман.
Но это все там, за окном, а здесь, в комнате — тишина. Странная тишина, которую не может спугнуть даже едва слышный, но все-таки шум улиц. Он — там, а она — здесь.
Самуэль опустил ноги с дивана. И что за ерунда лезет порой в голову! Но где-то глубоко внутри он верил, что проснулся не спроста. Неужели то, о чем он грезил уже несколько дней, наступило? Он на ощупь сунул ноги в шлепанцы. Если это все-таки наступило, то скорее всего опять ждет его на кухне. Он не зал, почему именно там, но не сомневался ни капли. Дрожащей рукой он отворил дверь в коридор. И действительно, из-за поворота, ведущего в кухню, пробивался слабый, едва ощутимый свечной отблеск. Тишина окутала его непроницаемой пеленой, в ней растворился даже уличный шум. Тишина обретала плотность, обвалакивала его вязкой дремотной хмарой, мысли текли в его голове вяло, но желание увидеть Ее вновь было необоримо. Самуэль тряхнул головой и двинулся к кухне. Неведомая сила противилась ему, хотелось вернуться, лечь на диван и уснуть, тело охватила приятная вялость. Но он упорно двигался вперед и вперед по этому бесконечному коридору, и то, что он жаждал увидеть в конце нелегкого пути по лабиринтам собственной квартиры, манило его все сильнее и сильнее. Вот, наконец, и поворот, а за ним…
Одинокая свеча горела неровно, иногда пламя почти гасло, но всегда вспыхивало с новой силой, пробиваясь сквозь марево черного дыма. Все так же, как и тогда — старинный бронзовый семисвечник, откупоренная бутылка вина, густого и непроницаемо темного при таком скудном освещении, и два пустых хрустальных бокала, о наличии которых на столе можно было угадать только по едва заметным свечным отблескам на гранях. Странная, неуместная мысль посетила Самуэля — он не помнил таких бокалов у себя в доме, но был абсолютно уверен, что если утром примется их искать, то непременно найдет. Но все это было не так уж и важно. Она пришла.
— Привет! Я так и думал, что ты вернешься! — Сэм улыбнулся, отодвинул стул и сел. Вялость проходила. Здесь, на кухне, сейчас он ощутил необычайную легкость в теле, казалось, оно по своему запело, завибрировало каждой жилкой, каждым сухожилием, кровь его вскипела от избытка кислорода и пенной волной пронеслась по сосудам, сметая на пути все холестериновые бляшки. Его охватила мелкая дрожь, он почувствовал слабость, но не испугался ее, а, наоборот, даже обрадовался ей. Он исцелился, пришло выздоровление, и черт с ними, с последними симптомами уходящей болезни, главное — она пришла!
Лицо женщины терялось во мраке, но Самуэлю показалось, что губы ее дрогнули. Она улыбается? Слева над столом из сумрака, окружающего их, выплыла ее рука, на глазах обретая плотность, казалось, будто бы только сейчас возникая из некой нематериальной субстанции, неведомыми силами облеченной в форму руки. Длинные тонкие пальцы с неожиданно коротко обрезанными ногтями, темными, почти черными в неровном свете свечи, обхватили бутылочное горлышко. Густая темная струя хлынула в бокалы. Не чокаясь, женщина пригубила вино. Сэм заворожено смотрел, как ее пухлые губы коснулись хрусталя, как нижняя губа чуть промялась, расплющилась о стенку бокала, а верхняя, наоборот, сжалась и трубочкой вытянулась вперед, навстречу пряной рубиново темной волне. Первый глоток. Дернулся кадык на белой открытой шее, женщина прикрыла глаза, и, уже не смакуя, как бы утоляя давнюю жажду, осушила бокал до дна, не отрываясь. Сэм протянул руку, взял свой бокал, пригубил. Вино было то же, но вкуса он не чувствовал. Он заворожено следил за своей гостьей. Автоматически допив до дна, он поставил бокал на стол и взял бутылку. Она оказалась тяжелее, чем он думал, и почему-то слегка теплая на ощупь.
— Вам налить еще вина? — спросил Самуэль. Кивок головой в ответ, легкий, еле заметный. Сэм наклонил бутылку к ее бокалу, но рука неожиданно дрогнула, и непослушная упругая струя плеснула на белую крахмальную скатерть. Моментально расплылось темное пятно, увеличиваясь как-то рывками, выпуская свои ложноножки в тщетной попытке достигнуть края стола и скрыться в темноте. Сэм охнул, хотел было вскочить, принести салфеток, но замер, так и не выпустив бутылку из рук. Он услышал перезвон колокольчиков, тонкий и нежный, волнами накатывающий на него с разных сторон. Это смеялась темнота. Его гостья.
Самуэль опустился на стул, смущенно улыбнулся, разлил по бокалам вино. На этот раз выпили, чокнувшись. Тонкое «Дзинь» повисло в воздухе. Сэм хотел немного порасспросить свою гостью, завязать непринужденную светскую беседу, но слова неожиданно застряли в его горле. Да и к чему они, эти слова? Все и так понятно. В голове зашумело, реальность опять стала растворяться в ночных сумерках, дрожащее пламя свечи завораживало его своим неровным, дерганым ритмом. Самуэль вцепился руками в край стола, его качнуло в сторону, едва не упав, он выправился, и вдруг его охватила волна ароматов. Ее запах! Пряный и тяжелый, он неожиданно нахлынул на него, он ощущался физически, он проникал в нос, в уши, забивал глотку, закупорил каждую пору на его теле, просочился в мозг. Теряя остатки разума, Самуэль поднял глаза. Она стояла совсем рядом, он чувствовал тепло ее тела, скрытого под темным струящимся платьем. Она подняла руки, и пальцы ее легли на его затылок, легко пробежались по волосам. Женщина наклонилась к нему, притянув его голову прямо к своему лицу. Глаза! Ее черные бездонные глаза! Он тонул в них, они манили его, звали за собой в страшные глубины, где человеку нет места. Но ему было все равно. Он потянулся к ней, но его руки не могли ощутить ее тело.
— Не уходи! — прошептал он.
Она мотнула головой, улыбаясь странной полуулыбкой.
— Но ты же придешь еще?
Губы ее не дрогнули, но где-то
