Георгий Смирнов
Улыбайтесь
— Гражданин! Прошу прощения, сержант Грищенко…
— Да?
— Отойдемте в сторонку!
Немолодой уже мужчина в серой, немодной шляпе и промокшем осеннем плаще обречено пожал плечами и, вынырнув из вечно спешащего людского потока, покорно побрел вслед за милиционером к свободному пяточку у стены перехода со станции «Чистые пруды» на станцию «Тургеневская».
— А в чем, собственно, дело?
— Предъявите ваши документы!
— А, пожалуйста, пожалуйста…
Порывшись в карманах поношенного пиджака гражданин, спустя какое-то время, извлек на свет божий видавший виды паспорт и протянул его стражу порядка. Тот, в свою очередь, пролистал его, закрыл и посмотрел мужчине в глаза, улыбаясь при этом какой-то вымученной, страдальческой улыбкой.
— И что же это мы, Сидоров Петр Иванович, ходим по общественным местам с такой кислой физиономией?
Гражданин опешил. Уж чего-чего, а такого от родной милиции он не ожидал.
— А какое, собственно, вам до этого дело? — спросил он угрюмо.
Глаза сержанта судорожно моргнули, на лице его отразились следы тяжелой душевной борьбы, и все это в купе с мучительно удерживаемой на толстых, лоснящихся губах улыбкой придало бравому милиционеру вид законченного идиота. Наконец, справившись с собой, последний судорожно сглотнул и вопросительно глянул на Петра Ивановича:
— Вы что, гражданин, газет не читаете, телевизор не смотрите?
— Почему же, смотрю иногда… — удивление гражданина Сидорова достигло последнего предела. — Да что вы в конце концов мне голову морочите! Я на работу опаздываю, а тут вы со своими идиотскими вопросами! Да что случилось, черт подери, в чем дело-то?
— А вы не ругайтесь, не кричите, это уже оскорбление при исполнении… — говоря все это, сержант Грищенко продолжал судорожно улыбаться, хотя левый уголок рта стал уже заметно подрагивать. — Разве вы не знаете о новом постановлении правительства?
— Я новости не смотрю, — угрюмо буркнул Сидоров. — И чем же они нассегодня порадовали?
— С сегодняшнего дня вступает в действие новая правительственная программа «От улыбки станет всем светлей!» — казалось, что стаж порядка сейчас расплачется. — С целью повышения морального уровня наших граждан ходить с хмурыми лицами по общественным местам строго воспрещается вплоть до изоляции.
— Вы издеваетесь надо мной? — Петр Иванович снял свою шляпу и носовым платком вытер вспотевшую лысину. Потом лицо его озарилось счастливой догадкой, — Я понял! Это, наверное, какие-то съемки? А где же вы спрятали камеру? По какому каналу покажете?
На милиционера было страшно смотреть. Физиономия его побагровела, маленькие глазки настолько глубоко утонули в опухших веках, что, казалось, исчезли вовсе. Из последних сил держалась только улыбка, хотя и та все больше и больше походила на гримасу.
— Попрошу серьезнее отнестись к моим словам! — с трудом выдавил он из себя. — Да что же за народ пошел! Ничему уже не верит! Вы, думаете, первый у меня сегодня? Нет, и даже не десятый! Пройдемте в отделение!
«Это просто абсурд!» — подумал гражданин Сидоров, заходя в комнату милиции с непременной железной клеткой, в народе именуемой обезьянником.
Сержант Грищенко тут же плюхнулся на свободный стул и шумно выдохнул. Потом взял со стола из груды одинаковых прокламаций первую попавшуюся и сунул Петру Ивановичу. — Ознакомьтесь!
Оторопело взяв протянутый листок, тот нашарил в недрах пиджака очки с погнутой душкой и, подслеповато щурясь, принялся за чтение. Лицо его вытягивалось все больше и больше, под конец озарившись удивленно-страдальческой улыбкой.
— Ну вот, поверил наконец! — Грищенко потихоньку отпускало. — Слышь, лейтенант, послал же нам бог сегодня денек! Лучше уж целый день на плацу оттопать!
— Так уж и лучше! — буркнул лейтенант, скрывавшийся до этого за кучей непонятных журналов и сводок. Однако, моментально опомнившись, он тут же состроил на лице приторно-сладкую гримасу, — Так вам все понятно, гражданин?
Сидорову оставалось только кивнуть. Слов у него уже не было.
— Ладно, гражданин… Сегодня мы вас отпускаем просто так! Но имейте в виду, что в случае повторного задержания, согласно пункту… — лейтенант зашуршал бумагами и извлек несколько потрепанного вида листок со следами консервных банок и пятнами от огурцов, — согласно пункту девятому соответствующего постановления… Я зачитываю:
«…при первичномзадержании лица, лицевая часть головы которого не соответствует выражением лица высокому званию Гражданина Российской Федерации, т. е. представляет собой зрелище, оскорбляющее человеческое достоинство окружающих его граждан (как то унылое, озабоченное, озлобленное и пр.), сотруднику милиции следует сделать ему предупреждение, ознакомить его с текстом данного постановления и проставить в паспорте соответствующую отметку. В случае повторного задержания задержанный подвергается денежному штрафу в размере 10 (десяти) минимальных окладов труда с проставлением в паспорте соответствующей отметки. Задержанный в третий раз признается злостным нарушителем морального духа наших сограждан и подвергается принудительному лечению в исправительных трудовых профилакториях по исправлению мимики лица им. генерала Лебедя А.И. сроком от 2 (двух) месяцев до 1 (одного) года в зависимости от тяжести нанесения душевных травм окружающим согласно свидетельским показаниям.»
Лейтенант стянул с себя фуражку и несколько раз сильно провел ладонью левой руки по жидким волосам. Сидорову неудержимо захотелось плюнуть на эту зарождающуюся лысину, но он благоразумно сдержался, решив, что плевать и одновременно улыбаться он попросту не умеет. Выдавив из себя бледное подобие улыбки, он скромно спросил:
— Я могу идти?
— Да, да, на первый раз вы свободны! Да и тебе, Грищенко, давно уже пора бы быть на посту! — лейтенантово лицо прямо таки сочилось медом.
— Так точно, товарищ лейтенант! — казалось, что сержант того и гляди расплачется от умиления. — Разрешите идти?
Когда за спиной Петра Ивановича со скрипом закрылась дверь с забавной надписью «Ми иция», он огляделся, облегченно переведя дух. Однако тут же чуть не подавился — в идущей мимо него толпе не было ни одного нормального лица. Казалось, что людей в городе больше не осталось, его населили китайские болванчики с пустыми улыбающимися личиками. Сидоров поплелся к эскалаторам, когда заметил чуть впереди себя очередного постового.
Мгновением спустя его лицо расплылось в приторно-умильной улыбке, и, проходя мимо, он приветливо кивнул стражу порядка. Тот, в свою очередь, глянул на Петра Ивановича строгим, но добрым взглядом из-под насупленных бровей, пошевелил усами, имитируя улыбку и важно погрозил тому пальцем.
«Какой кошмар!» — только и подумал Сидоров.
Придя на работу, он застал ту же самую картину, только без «оберегающей покой граждан» милиции. Никогда еще за более чем двадцатилетнюю работу его в этой конторе не ходило такое количество счастливых, довольных людей. Хотя бы внешне. В первый момент Петр Иванович настолько растерялся, что не смог скрыть
