забываешь…
Ему хотелось развлечь гостей, он устроился у радиоприемника, стал крутить рычажок. Эфир был полон шума, скрежета, визга и немецкой речи.
Гарник сел рядом с хозяином. Бекмезян поднялся, чтобы принести пепельницу. Пользуясь случаем, Гарник повернул рычажок приемника и вдруг…
— Говорит Москва! Говорит Москва!..
По телу Гарника пробежала дрожь. Великанов вскочил. Как давно они не слышали этот знакомый голос советского диктора.
— Передаем сообщение Советского информбюро…
Бекмезян озабоченно подбежал к радиоприемнику.
— Москва говорит?.. Не надо!..
— Вчера советские войска…
Рычажок попал в руки Бекмезяна, и в комнату хлынули звуки музыки.
— Я здесь на хорошем счету: нельзя, чтобы в моем доме говорил голос Москвы!.. — Помедлив, он совсем выключил приемник.
— Давайте лучше сыграем в карты.
Появились карты. Бекмезян начал проделывать с колодой всевозможные фокусы. Сразу видно было, что он мастер картежной игры, если не сказать больше.
Постелей в доме не было. Когда стемнело, Бекмезян собрал для гостей какие-то тряпки, а вместо одеяла принес рваное пальто.
Парни тесно легли рядышком, как когда-то в ящике, засыпанном углем, или в Нагоне-домике фрау Генриетты. Каждый размышлял о своем.
«Вчера советские войска…» Где сейчас советские войска?..
3
Утром Бекмезян разбудил гостей.
— Доброе утро! Ну, как провели ночь? Не снились ли дурные сны?
— Большое спасибо, — ответил Гарник, — все хорошо!
— Оник во сне разговаривал по-русски… Бедный парень, вот что сделали большевики: и по-армянски говорить отучили!.. Не беда, — пока доберемся до Армении, научим тебя родному языку.
— Что он говорит? — поинтересовался Великанов.
Гарник перевел слова Бекмезяна.
— Скажи, что это не беда, — мы сумеем понять друг друга… А снились мне карты. Даже во сне, понимаешь, ломал голову над его фокусами.
Бекмезян был польщен.
— Ну, это неважно!.. Давайте-ка займемся делами легиона. Посмотрим, что эти Мхитаряны скажут, чем они помогут нам? В городе же придумаем что-нибудь насчет завтрака.
Они довольно долго добирались с окраины, где жил Бекмезян, до спокойной, чистой и узкой улицы, одну Сторону которой занимало старинное, еще хорошо сохранившееся здание Мхитарянского монастыря.
Главный вход был закрыт. Бекмезян нажал кнопку звонка.
В дверях показался швейцар.
— Передайте отцу Аветису, что господин Бекмезян хочет видеть его. С ним люди, приехавшие с родины. Три человека из армянского легиона.
— Из легиона, прибывшего с родины, говорите? — на западно-армянском наречии переспросил старик.
Бекмезян повторил сказанное и, глядя вслед швейцару, пояснил:
— Он тут сорок лет работает. Австриец, но чисто говорит по-армянски. Одним словом, — обармянился!..
Швейцар возвратился с седовласым невысоким старцем в рясе.
— Здравствуйте, отец Аветис! Я привел вам гостей, — первые солдаты армянского легиона!
Однако воодушевление Бекмезяна не встретило отклика у старика. «Солдат армянского легиона» он еле удостоил холодным старческим взглядом, — словно нехотя, поздоровался с ними, и считая, по-видимому, неудобным разговаривать в дверях, пригласил:
— Войдите!..
Следом за отцом Аветисом все вошли в парадную дверь. В просторной слабо освещенной комнате стоял круглый ореховый стол и старинные — неизвестно какого века — удобные кресла.
— Садитесь, — предложил старик и, усевшись сам, начал разглядывать гостей.
— Парни пожелали познакомиться с вами, — первым начал Бекмезян, но отец Аветис сразу прервал его:
— Говорите, вы из армянского легиона? Что это за легион?
— Я должен сообщить вам, отец Аветис, что по приказу Гитлера организуется армянский легион, который должен спасти родину. Господин Тутунджян поручил мне переговорить с вами, узнать, чем вы сможете помочь?
Узкие плечи отца Аветиса поднялись и опустились:
— Что мы можем сделать?
— Нам нужна материальная помощь, отец Аветис. Лично я взял на себя дело организации легиона. Вот нас три человека…
Гарнику стало совершенно ясно, почему Бекмезян привел их сюда. Никакого легиона еще не было, а он уже просит материальной поддержки. Для чего нужна эта поддержка, если, по утверждению Бекмезяна, в создании легиона заинтересовано германское командование, которое обещает обеспечить его всем необходимым? Нетрудно было теперь понять намерения Бекмезяна.
Гарник стеснялся смотреть в глаза почтенного старца с вдумчивым лицом ученого. Ведь на деле они выступали здесь в роли мелких жуликов. Бекмезян хотел обмануть старика, а они видят это и молчат.
Старик, словно почувствовав настроение Гарника, повернулся к нему:
— Вы в Вене живете?
— Нет, — поспешил с ответом Гарник, — мы здесь только вчера. Мы ненадолго…
Бекмезян снова вмешался:
— Вчера я встретил их у театра «Бург». Приехали сюда, знакомых нет. Вижу, — люди с родины. Григор — ереванец, отец Аветис.
Старик терпеливо ждал, пока Бекмезян закончит, потом снова обратился к Гарнику:
— Так, говорите, вы ереванец?
— В Ереване я жил до войны. После этого в Харькове и недолго во Львове. А товарищ мой саратовский армянин.
— Зовут его Оником, отец Аветис, но по-армянски не знает ни слова.
Старик с недоверием взглянул на Великанова, немножко подумал, затем, как мудрец, все видящий и все понимающий, кивнул головой:
— Бывает и так!..
— Большевики только этого и добиваются, отец Аветис…
Старик опустил глаза. Он снова подождал, пока Бекмезян замолчит. Затем Отец Аветис начал задавать вопросы Гарнику: что нового в Ереване, какие улицы построили, сломаны ли старые дома на Абовяне, остался ли сад у Гантара, винограду такое ли обилие в Ереване?..
Гарник почувствовал себя на высоте. На вопросы старика отвечал охотно, со сдержанным удовлетворением, — ведь речь шла о его любимом городе, который он так хорошо знал.
— Вы бывали в Ереване? — не выдержав, спросил он, глядя в добрые глаза старика.
— Да, — монах вздохнул. — Был, но очень давно, еще до двадцатого года… Когда читаю в газетах о нынешнем Ереване — ничего не могу понять. Все изменилось, много новых зданий построено. Оживает, кажется, древний дух нашей архитектуры. Ведь здание оперы — это новый вариант Звартноца, только без купола. Величав и административный дом Армении, — вы его называете Домом правительства…
— И все это в руках большевиков, отец Аветис! — снова прервал старика Бекмезян.
Лицо старого духовника стало холодным.
— Это политическая сторона вопроса, — заметил он. — Я не занимаюсь политикой… Да, очень рад видеть вас! Подождите, я позову наших, — у них тоже немало вопросов найдется.
Отец Аветис вышел из комнаты и немного погодя вернулся в сопровождении других монахов. Все они с головы до ног были одеты в черное, все бородатые, все крайне обрадованные тем, что увидят людей, приехавших с родины.
Гарник и Великанов никогда не видели столько монахов вместе. Их одновременное появление было внушительным и даже, по правде говоря, пугающим. Из другого, совсем из другого мира были эти люди!.. Тем приятней было видеть, когда все заняли места за круглым столом, что они мало чем отличаются от обычных людей.
