— Есть у нас командир! — оповестил усатый солдат. — Поднимай бойцов, лейтенант. Немец сейчас пойдёт.
На Апреле новенькая полевая форма. На ногах начищенные до блеска сапоги. На петлице гимнастёрки два эмалевых квадрата. Совсем не разбираясь в воинских знаках и шевронах, а ещё меньше зная о том, что входит в обязанности лейтенанта, Апрель растерянно бросил взгляд на откопавшего его человека.
Усатый солдат взбодрил Апреля ударом в плечо.
— Очнись, лейтенант. Поднимай людей. Нужно атаку отразить, иначе всех перебьют. Вставай, лейтенант!
Окоп оказался больше, чем представлялось вначале. Сотни глаз следили за лейтенантом, ожидая его команды. Если усатый, казался, опытным солдатом, то остальные красноармейцы походили на школьников, играющих в «зарницу». Совсем юные парни тревожно смотрели на командира, и Апрель понял, что только он способен спасти их сейчас, и только от него зависела жизнь этих ребят.
Всё решали секунды. Глядя на вчера остриженных солдатиков, Апрель встал в полный рост, нащупал на поясе кобуру, расстегнул петлю и выхватил револьвер.
— Слушай мою команду! Примкнуть штыки!
Солдаты оживились. Они привстали и словно острые шипы одного живого организма приготовились к атаке.
Мелко порубленная взрывами земля не помешала выпрыгнуть из укрытия. Апрель крепко сжал пистолет, поднял оружие вверх, а слова вырвались сами собой.
— За Родину, товарищи! За Сталина!
Из проутюженного артиллерией окопа выскочили не больше полусотни солдат. Это были совсем молодые люди, многие из них неумело держали оружие — и мелькнула мысль, что зря он послушал усатого бойца, но вглядевшись вперёд, Апрель наткнулся на изумлённые глаза немцев, которые на расстоянии тридцати шагов, замерли от неожиданного зрелища.
Атака не захлебнулась. Никто не пятился, никто не рванул назад. Все как один шли на врага. Юные бойцы кричали страшные слова, словно они не вчерашние школяры, а матёрые матросы, абордажного судна безбожников. Нестройный хор отчаянных голосов эхом разлетелся по израненному полю. Кто-то надрывно кричал «ура», кто-то просто орал, что-то пугающе острое. Кричали громко, разрезая воздух жгучей бранью. Используя широту, звучность и режущую колкость русского языка на фашистов сыпались отборные ругательства и проклятия. Это был безысходный бой.
Яростно атакуя, пятьдесят красноармейцев сблизились с врагом. Вступив врукопашную, завязалась кровавая рубка. Русским удалось разорвать первые ряды немцев. Нанося удары штыками, они смели противника, обращая фашистов в бегство. Те из немцев, кто не бежал, оставались лежать там, где встретились лицом к лицу солдаты двух непримиримых армий.
Красноармейцы продолжали продвигаться вперёд. Изрытое воронками поле преодолели на одном дыхании, словно неведомая сила помогала им в этом сражении. Как только они скрылись в лесу, атака советских солдат закончилась. Это была безоговорочная победа — маленькая, пусть местечковая, но победа.
Обессилено, парни валились наземь. Тяжело дыша от усталости, они прижимались щеками к мягкой траве, ещё не осознавая, что с ними случилось чудо.
— Командир, ты просто титан! Ты точно демон! — присев рядом с Апрелем, пыхтел в усы, старый солдат. — Но, как ты в окопе очутился? До обстрела тебя и близко не было.
Не в первый раз Апреля спрашивали: кто он и откуда. Как рассказать людям, что все эти войны — бои под Москвой или за Прагу, или Ханхингол — следствие инопланетных интриг. Как поведать о пришельцах и о космическом учителе Фаро?
Потому Апрель, следуя традиции, ответил уклончиво:
— Случайно я с вами оказался. Судьба привела меня в твой окоп. Но вроде живы мы? Что скажешь, солдат?.. задали мы им жару?
Опытный красноармеец кивнул, соглашаясь с лейтенантом.
— Уходить надо. Немцы не оставят нас в покое. Не любят они проигрывать.
— Мало ли что они не любят, — осмотрелся Апрель. — А что уходить надо, это факт.
От батальона осталось всего пятнадцать солдат, двое из которых легко ранены. Апрель обратился к бойцам с короткой и далеко не пламенной речью.
— Товарищи красноармейцы, сегодня мы победили. Теперь перед нами стоит задача: вырваться из фашистского кольца и пробиться к своим. Даю вам десять минут на отдых, после чего выдвигаемся. Нам медлить нельзя.
Слушая своего командира, молодые воины продолжали сидеть на земле. Кто-то из них перематывал портянки, другие курили и делились водой из фляги.
— Как твоё имя? — спросил у бывалого солдата Апрель.
— Егор Работягов. Я из Харькова. Был в командировке в Москве, а тут война началась. Домой мне уже не вернуться, вот и записался добровольцем. Здесь теперь мой дом — с тобой, лейтенант.
— Будем знакомы, харьковчанин Егор Работягов, — улыбнулся Апрель и назвался вымышленным именем: — А я лейтенант Петров. Иван Петров. Из Москвы.
— Что будем делать, товарищ лейтенант? — спросил солдат.
— Не знаю, что и ответить. Мне сердце подсказывает, что надо идти в ту сторону, — указал направление Апрель.
— Сердце у тебя живучее, — взглянул на грудь лейтенанта Егор Работягов. — Вся гимнастёрка в крови, а тебе нипочём. Разве так бывает?
Апрель тоже посмотрел на свою грудь. На гимнастёрке свежие пробоины. Взлохмаченные края дыр, помечены ещё не засохшими кольцами крови. Прямо под сердцем хорошо виден широкий порез. Без подсказок опытных криминалистов понятно, что в это место пришёлся удар штыком, а дырки — это пробоины от немецких пуль.
Расстегнув гимнастёрку, Апрель ощупал рёбра. Усатый солдат стоял рядом. Следов недавно полученных ранений на теле попросту не было, слово не было боя.
— Я воевал в Первую мировую,
