Горгулья! Сколько долгих часов я провела, глядя, как онагримасничает за окном спальни в «Вечной ночи»? Очевидно, я запечатлелась на нейдостаточно глубоко и поэтому смогу возвращаться в школу всякий раз, как захочу.Это будет одна из моих «станций метро». Границы раздвинулись — пусть я необрела свободу, которой обладала при жизни, но больше уже не была заточена вэтом доме.
— Брошь, — повторила я. — Лукас взял ее с собой. Ты хочешьсказать, что я могу перенестись к Лукасу? Прямо вот сейчас? А телесностьостанется при мне? Он меня увидит?
«Браслет с тобой не переместится. Но там ведь есть брошь изгагата? Когда попадешь туда, можешь воспользоваться ею».
— Гагат — это окаменевшая смола! — Я просияла. Гагаткогда-то тоже был живым, а значит, он такой же могущественный, как и кораллы.
— Пожалуйста, перескажи нам вашу беседу, — попросил Вик. —Хочу убедиться, что в твоих словах есть хоть какой-то смысл.
— Ну, в общем есть. — Я кратко описала им ситуацию. — Я хочупопробовать и понять, удастся мне это сделать или нет. Нужно рассказать Лукасу,что мы с ним сможем разговаривать, что все-таки еще есть способ...
— Да, давай! — воскликнул Вик. — Думаю, Лукас должен увидетьтебя как можно скорее.
— Как это сделать? — спросила я Макси. Теперь ее голос звучалнамного слабее, словно она
так негодовала, видя мои успехи, что не могла больше здесьоставаться.
«Сосредоточься на ней — очень сильно, — хорошенько представьее — и попадешь туда. Может потребоваться несколько попыток».
Я закрыла глаза, твердо решив, что справлюсь с первого раза.
Голос Макси в моем сознании добавил: «Можешь болтаться средиживых сколько влезет. Рано или поздно они тебя забудут. И ты их забудешь. Тыумерла, Бьянка. И чем раньше признаешь это, тем лучше».
Я проигнорировала ее слова.
Если в этом мире существует хоть одна вещь, которую я могупредставить себе идеально, то это моя брошь. Резной орнамент, очертаниястранного цветка, с лепестками острыми как лезвия, который я видела в своемдавнем-давнем сне, прохладная тяжесть броши в моей руке, то, как она безупречноумещается в ладони...
Темнота.
Вздрогнув, я попыталась сообразить, где нахожусь. Это вовсене тот кошмарный окутывающий туман, но место было мне незнакомо. Света нет, заисключением нескольких красных квадратов вдалеке, видимо указателей выхода.Высокий, очень высокий потолок, и я парю под ним, пытаясь понять, чтопроисходит внизу.
И тут я услышала отдававшийся эхом голос Балтазара:
— Лукас! Осторожно!
Я уловила движение — двое дрались. Они упали на пол,сцепившись в клубок. Страх заставил меня опуститься ниже, и я сумелаприсмотреться внимательнее, но в темноте все равно ничего не различала зарядами сидений. Такое впечатление, что это церковь. Но Балтазар не могнаходиться в церкви, и тем более драться в ней...
И тут до меня дошло: белая стена в дальнем конце помещениявовсе не стена, это экран. Мы в кинотеатре, но, как и остальные места, которыепредпочитала Черити, он давно заброшен. Стены разрисованы граффити, половинасидений ободрана.
Я всмотрелась в дравшихся внизу людей. Они как разрасцепились, так что я смогла увидеть лица. Одним из них был Лукас, вразорванной футболке, по его лбу текла кровь. Он тяжело дышал, сжимая в рукеперочинный нож — оружие, против вампиров практически бесполезное.
Второй человек полуобернулся — и я увидела лицо. Черити.
— Ты позволил привидениям забрать ее! — издевалась она. Ееглаза сверкали, как у кошки, ярко, но безжизненно. — Тело Бьянки гниет, ее духстал заложником, и все это твоя вина.
Лукас вздрогнул: она резанула по живому.
— Ты заплатишь за то, что обижала ее, — произнес он такиммертвенным голосом, какого я никогда не слышала.
— Ты сам-то веришь в то, что говоришь? — Черити улыбнулась.— Ты не хочешь убивать меня, мальчишка. Ты хочешь умереть.
Как я желала, чтобы Лукас возразил ей! Но он промолчал.
Черити расхохоталась:
— Не волнуйся, Лукас. Скоро ты воссоединишься с Бьянкой —будешь гнить по соседству.
— Нет! — закричала я, и темное помещение пропало.
Я снова оказалась в винном погребе. Вик и Ранульф уставилисьна меня еще более ошеломленные, чем прежде.
— Бьянка? — окликнул меня Вик. — Что случилось?
Я схватила его за руку:
— Если мы не найдем Лукаса прямо сейчас, его убьют.
Глава двадцать третья
— Злобная сестра Балтазара, — повторил Вик, пока мы бежалииз винного погреба к его машине. Свет уличного фонаря прорезал ночь, тонкаятень Вика падала на подъездную дорожку, а у меня тени больше не было. — Лукас иБалтазар уже на грани. Куча чокнутых вампиров. Я правильно обрисовал ситуацию?
— В общем и целом. — Хорошо, что мне не придется вдаваться вподробности. — Но я не знаю, где они.
Вик поморщился:
— Филли — большой город, Бьянка. Неужели ты не можешьвоспользоваться своей магией, чтобы снова туда попасть? Можешь хотя бы описатьместо?
— Я пытаюсь,— огрызнулась я. Похоже, спектральные перемещениятребуют полной концентрации, а я так боялась за Лукаса, что не могласосредоточиться. Но вдруг меня осенило: у меня же есть одна зацепка, и явспомнила бы об этом раньше, если бы так не паниковала. — Это кинотеатр, нодавным-давно заброшенный. Все стены разрисованы граффити. Может, тебе это очем-то говорит?
К моему огромному облегчению, лицо Вика просияло.
— «Макрори Плаза Шесть» закрылся пару лет назад. Да, этонаверняка он! — И обернулся к Ранульфу. Тот спокойно вышел из погреба вслед занами и направился прямо к гаражу. — Ранульф, дружище, ты с нами?
— Я хочу взять то, что может нам пригодиться! — крикнулРанульф в ответ.
— Оружие! — Могла бы и сама об этом подумать. — Вик, намнеобходимо вооружиться. Ты умеешь драться?
Эта идея не привела его в восторг.
— Ну, я занимался карате...
— Отлично!
— ...два месяца, — продолжил Вик. — В семь лет. В первый жераз, попытавшись расколоть доску, я растянул запястье, и родители забрали меняиз секции. Не считается, да?
О чем я вообще думала, собирая спасательную экспедицию? УВика нет ни малейших шансов против одержимого вампирского Клана. Ранульф,конечно, силен — сильнее многих, учитывая его возраст, — но он даже голосаникогда не повышает. Значит, остается единственный боец — я сама.
И тут я вспомнила, что призрак сделал в тот раз с Черити,вспомнила боль и шок на ее лице, когда ледяной голубоватый палец вонзился в ееживот. Смогу ли я сделать то же самое? Ради Лукаса — безусловно.
