Макси самодовольно тряхнула белокурыми волосами.
— А я тебе говорила!
— Да как это вообще возможно?
— Материальные предметы, к которым мы были сильно привязаны,до того, как умерли, — дверь родного дома, или дневник, или, в твоем случае,бижутерия, с которой ты так носилась, — связывают нас с реальным миром. А тебевдвойне повезло, потому что это кораллы. Кораллы для нас чуть ли не самоемогущественное вещество, потому что между нами есть кое-что общее. Угадай —что?
— Когда-то и они, и мы были живыми. Похоже, Макси не пришлав восторг от того, что я угадала, — я испортила миг ее торжества.
— Ну да. Мы все можем использовать такие места и вещи. А разуж ты урожденный призрак, одна из чистокровных, думаю, у тебя это должноздорово получаться. Как следует потренируешься — и сможешь кое-что с этимбраслетом делать. Теперь поняла, почему я велела тебе не дать Лукасу похоронитьего вместе с тобой?
— Спасибо. — На этот раз я благодарила ее совершенноискренне. Вместо того чтобы начать важничать, Макси потупилась с застенчивымвидом. — А что ты подразумеваешь под «кое-что делать»?
— Я слышала, что призраки вроде тебя могут вернуть себефизическое тело, хотя бы ненадолго. Говорят, что для этого требуются долгиетренировки, хотя...
Голос Макси замолк — я пыталась сконцентрироваться набраслете. Я вспоминала, как Лукас мне его подарил, как сильно в тот день мылюбили друг друга, и кораллы делались все более реальными. Сначала я направилавсю свою волю на руку, в которой держала браслет, и, к моему огромномуудивлению, в отражении появилась рука. Я почувствовала, что становлюсь плотной,— это походило на теплую судорогу, — и вот я уже стояла и смотрела на своеотражение, в точности такое же как несколько дней назад, когда я еще была жива,только чуть бледнее. На моем лице расплывалась широкая улыбка — я ударилакулаком по стене и услышала стук, отбросила одеяло на кровати и увидела, каконо послушно откинулось.
— Что ж, получилось быстро, — сварливо произнесла Макси.
— У меня есть тело! — Я засмеялась и почувствовала свойсмех. Нет, я вовсе не стала живой, в моем теле не было ни радости, ни тепла, ия знала, что оно мне не принадлежит, но, во всяком случае, я снова обреламатериальность. Если бы Лукас был тут, я смогла бы его обнять, даже поцеловать,мы с ним поговорили бы, как обычные люди. — Это невероятно!
— Ты не сможешь находиться в нем постоянно. Даже Кристоферне может. — Макси изо всех сил старалась испортить мне удовольствие, но это ейне удалось. — И все равно это ничего не исправит. Но по крайней мере, сможешьхоть что-нибудь в таком виде делать.
Я вздохнула:
— Безусловно, это самое лучшее, что со мной случилось послесмерти.
Интересно, кто такой этот Кристофер? Впрочем, все равно нетвремени выяснять. На подъездной дорожке захрустел под колесами гравий, и явозбужденно кинулась к двери, причем открыла ее, а не проплыла сквозь. Ярешила, что это Балтазар с Лукасом возвращаются домой. Наверняка Балтазарпередумал выходить сегодня на охоту. Однако к дому подъезжал солнечно-желтыйкабриолет, в нем сидели Вик и Ранульф.
— С чего это они надумали вернуться? — пробормотала я. Из-замоего плеча выглядывала Макси.— О, погоди... Лукас говорил, что написал Вику отом, что я заболела. Должно быть, Вик сумел уговорить родителей позволить емууехать из Тосканы, чтобы он смог со мной повидаться.
— Ну, он немного опоздал, — заметила Макси. Не обращая нанее внимания, я повернулась и помчалась на подъездную дорожку. Она закричала:
— Что ты делаешь?
— Хочу сказать «привет» своим друзьям!
— Тебе нельзя туда выходить! Бьянка, ты же умерла!
Я подумала, что сейчас какая-нибудь невидимая сила остановитменя, но ничего такого не произошло.
Я выскочила во двор, лицо Вика осветилось улыбкой, а Ранульфмне помахал.
— Эй, Бинкс[12]— крикнул Вик.— Похоже, ты идешь на поправку!
— Вик! — Я крепко обняла его, и поверьте, никогда в жизни ятак не радовалась тому, что могу просто обнять человека. От него пахлоодеколоном, который всегда казался мне чересчур резким, но это был первыйзапах, который я смогла почувствовать после того, как умерла. Кто бы могподумать, что мужской одеколон пахнет так фантастически? — О, как я по тебесоскучилась!
— Взаимно, — ответил он. — Прости, что разбудил. Или ты всееще не выздоровела?
Вик имел в виду мою пижаму. Похоже, с ней коралловый браслетничего сделать не мог.
— Это довольно длинная история. И странная.
— Да ладно! — Вик поправил на голове бейсболку, словноготовился к серьезному делу. — Еще более странная, чем все, что было до сихпор?
— Ты здорово удивишься, — жалким голоском пискнула я.
Ранульф выпрямился, и дружелюбие в его взгляде сменилосьнастороженностью.
— Вик, — сказал он, — с Бьянкой что-то совсем не так.
— Да? — Вик переводил взгляд с меня на Рануль-фа, не в силахпонять, в чем дело. — Она прохладная и липковатая, ну и что с того?
— Изменилась сама ее природа. — Ранульф прищурился. Впервыеза все время нашего знакомства он вовсе не казался безобидным; наверняка впрошлом он был довольно свирепым. — Не думаю, что она все еще вампир.
— Что? — Вик ухмыльнулся. — Теперь ты полностью человек?Бьянка, так это же офигительно!
— Все не совсем так, — сказала я. — Ребята, давайте войдем вдом? Нам в самом деле нужно поговорить, а еще вы должны найти Лукаса.
Вик пошел за мной. Ранульф, все еще смотревший с подозрением,последовал было за ним, но через несколько шагов остановился.
— А что случилось с Лукасом? — спросил Вик. — Где он?
— Уехал с Балтазаром.
— С Балтазаром? Твоим бывшим? — Брови Вика взлетели таквысоко, что исчезли под бейсболкой. — Ну и ладно, значит, жизнь налаживается.
— Просто давайте войдем в дом, а? — Я махнула рукой надверь, и браслет выскользнул из пальцев. В ту же секунду я исчезла — или почтиисчезла, потому что остался голубоватый туманный образ там, где только что быламоя рука.
Вик отскочил назад так быстро, что едва не упал.
— Что за?..
— Она больше не вампир, — ответил Ранульф, расставив ноги,словно собирался драться. — Она призрак.
— Призрак? В смысле — привидение? Бьянка — привидение? Этогоне может быть!
Сильно сосредоточившись, я сумела снова сомкнуть пальцы набраслете и пожелала, чтобы моя телесность вернулась. Вик с Ранульфом смотрелина меня с отвисшими челюстями. Ни один не произнес ни слова.
