был уже совсем больной. Вокруг него летали бабочки-лимонницы, а мне пришлось принять решение закончить его жизнь. Как же мы все любили Свена, как он нянчился с детьми, когда те были маленькие! Такой преданный, веселый кот, он обожал кататься на тачке, когда Матс возвращался с работы, Свен запрыгивал в тачку, и Матс бегал по двору, а Свен стоял в тачке на задних лапах как капитан, потом выскакивал, карабкался на дуб, слезал и снова запрыгивал в тачку…
Когда мы его усыпляли, Эльса, которая больше всех его любила, не захотела присутствовать, а мы с Эстрид и Матсом просто рыдали. Свен лежал у меня на коленях, и я вспоминала его котенком. Как-то раз я копалась на грядках, и вдруг рядом появился маленький котик, который принялся рыть землю лапками. Я с ним заговорила, он не хотел уходить, весь вечер провел со мной в саду, потом пробрался в дом, улегся на диван и заснул, потом я пошла обходить всех соседей на нашей улице, спрашивая, не потерял ли кто котенка, и да, оказалось, у соседей через дорогу пропал котик. Позднее мы узнали, что они нашли двух брошенных котят-братьев в дровах на соседнем участке.
Свен продолжал приходить каждый день. Когда мы играли свадьбу у нас в саду, котик участвовал в процессии – первой шла Керстин и играла на скрипке, за ней – мы с Матсом, а за нами – Свен. В конце концов мы спросили соседей, что нам делать, и отец семейства сказал, что мы можем оставить Свена себе. Уже позднее мы поняли, какая это была драма для остальных членов семьи. Свен действительно не хотел делить территорию со своим задиристым братцем, хотя оказался вполне себе уличным котом – на нашем участке он чувствовал себя полноправным хозяином. Со временем он все же научился драться и стал гонять других котов с нашей улицы.
Ветеринар сказал, что Свен прожил хорошую жизнь, был всеобщим любимцем в семье, а мы попытались объяснить, что это такое существо, которое умеет отдавать. Когда девочки ходили в садик, к ним на день рождения пришли приятели, а Свен улегся на дорожке в саду и позволил каждому, даже самым непоседам, погладить свое пятнистое брюшко, словно понимал свою задачу. А потом поднялся и медленно удалился. Когда к нам в гости приезжал папа, Свен забирался на его большущий живот и лежал, мурлыча. Часто так и засыпал у него на руках, и у мамы на коленях тоже. Он обладал удивительной способностью определять, кто нуждается в его любви и ласке.
Тяжело с людьми, которые не любят животных. Тут ведь необязательно противопоставлять: либо я люблю людей, либо зверей, но как не восхититься тем, как существа другого рода выбирают нас своими хозяевами, хотят у нас жить: кошки, собаки. Лошади. Птички, которых мы подкармливаем.
Я тороплюсь домой, мы поедем в ветеринарную клинику вместе. Девочки заметили, что Клёпа совсем плоха, но мы должны встретиться с ветеринаром, чтобы услышать от нее диагноз и прогноз. Ветеринар говорит, что единственный шанс – трансплантация почки, но гарантий никаких, Клёпа слишком ослаблена. В клинике она постоянно получает жидкость, но состояние не улучшается, скорее наоборот. Вероятность, что она выдержит операцию, стремится к нулю. У Клёны совершенно отсутствующий взгляд, она молчит. А ведь постоянно мяукала! Все время с нами общалась. Такой я и запомню ее болезнь – как она внезапно замолчала.
«На нашу семью столько всего свалилось», – беспомощно объясняю я ветеринару, которая считает, что милосерднее всего сейчас будет усыпить Клёпу. Я лечилась от рака груди, умер папа, потом отец Матса, а теперь умрет и Клёпа…
Мы похоронили ее рядом со Свеном, в их охотничьих угодьях, на лужайке под яблоней.
* * *
На самом деле в то время происходит немало интересного. Такого, что, по идее, должно мне нравиться. Поездка в Барселону, посещение только что открывшегося каталонского издательства «Les Hores» – по названию романа Майкла Каннингема «Часы». По какой-то непонятной причине они вдруг решили издать «Жизнь любой ценой» на каталонском – одни расходы на перевод чего стоят… и вот в мае меня приглашают в Барселону на торжественное открытие издательства. Но за несколько дней до поездки умирает Клёпа. Семья едет со мной, никто из нас никогда не был в Барселоне, за дорогу и проживание я плачу сама. Airbnb в мае. Я и за них переживаю. Мария и Манель, у них такой скромный бюджет. Любители литературы. Мы долго переписываемся, мешает языковой барьер, интервью на английском, которое надо заранее перевести на каталонский, развернутые вопросы и не менее развернутые ответы. Я замечаю, что они чувствуют себя неуверенно, хотят все сделать идеально. С их стороны так смело и дерзко начать с издания переводной «качественной» литературы, а не своих каталонских авторов. Я попала в эпицентр каталонской политики сепаратизма, стараюсь разобраться в этом вопросе. Мария и Манель кажутся мне разумными людьми. В жизни всегда приходится выбирать сторону, нельзя все время увиливать, надо искать ответы, узнавать.
В Барселоне все прошло хорошо, но я ужасно устала. Никак не привыкну к новому состоянию – когда мозг, кажется, вот-вот закипит. Энергия заканчивается, а запасов совсем нет. Нечем остудить горячую кастрюлю, внутри все выжжено и опустошено. Праздник по случаю открытия издательства действительно удался. Теплый майский вечер, уютное помещение, мы с Манелем будем говорить по-английски. Родители Марии, ее братья и сестры, дети и муж, друзья. И друзья Манеля. Журналисты, блогеры, книголюбы. Все они читали о «La Maj» (произносят как «La Marsch») на каталонском – это ведь первая книга издательства. Мы с папой Марии говорим по-французски, о Фуко и о еде, он высокий, полноватый, обожает готовить, мы жестикулируем, веселимся. Меня угощают икеевским печеньем и шампанским. На стене висят фотографии разных «La Marsch» из Каталонии, остальной Испании, Франции, Греции – бабушек и мам присутствующих – хоть бы роман хорошо продавался, какой смелый проект. «Рассказ о браке» Гейра Гулликсена и «Жизнь любой ценой», а еще мы посоветовали обратить внимание на Джамайку Кинкейд, и они почти сразу купили права на «Люси». Я участвую в интервью на радио, встречаюсь со своим переводчиком, Понтусом Санчесом. У него маленькая пекарня где-то в деревне в каталонских горах, где он полдня печет органический хлеб, а в остальное время занимается переводами. Я так волновалась из-за того, что он не задал мне ни одного вопроса, пока работал над переводом, обычно это плохой знак,
