нравится. Цвет подходит к твоим глазам.
— Ты выглядишь очень красивой. Этот костюм на тебе… — она поцеловала кончики пальцев, как шеф-повар. — Совершенство.
— Спасибо.
— Но тебе не нужно было приезжать и забирать меня, глупый, — укорила она. — Ты мог бы просто написать смс. Я бы спустилась.
— Я не возражал. Ты готова?
— Готова. — она захлопнула за собой дверь. — Пойдем.
Я взял ее за руку, когда мы спускались по ступенькам. — Это новые серьги? Я никогда не видел, чтобы ты носила их раньше.
Она остановилась на полпути вниз по лестнице и посмотрела на меня, выражение ее лица было обеспокоенным. — Я не была уверена, стоит ли мне их надевать. Это был подарок Нила на день рождения. Но у меня буквально нет ни одного украшения, которое бы не принадлежало ему, а я хотела выглядеть красиво сегодня вечером.
— Тебе не нужны бриллианты, чтобы быть самой красивой женщиной в комнате.
Она снова улыбнулась. — Спасибо. Хочешь, я сниму их?
— Нет. — я хотел быть тем, кто сможет сделать ей такой подарок. Я даже не подумал принести ей цветы. — Все в порядке.
— Знаешь что? Дай мне минутку. Я хочу их снять.
Я покачал головой. — Ты не должна делать это для меня.
— Это для меня. — она поцеловала меня в щеку, затем поспешила вверх по лестнице и скрылась в квартире. Когда она снова вышла из двери, сережек уже не было. — Вот. Без них я чувствую себя лучше.
Мы снова начали спускаться по лестнице. — Ксандер едет с нами? — спросила она, заметив его внедорожник на дороге.
— Нет, я просто поменял грузовик на его машину — она красивее. — я открыл перед ней пассажирскую дверь.
— Остин, тебе не надо было прибегать к трудностям.
— Никаких проблем, — сказал я, разглядывая ее ноги, когда она садилась в машину.
Но неприятности были.
Пока я ехал к порту, я не мог перестать думать о том, что у меня никогда не будет возможности подарить ей подарок на день рождения, увидеть, как она разворачивает то, что я выбрал для нее, и как она это надевает.
Когда мы вошли в ресторан, я положил руку ей на спину и понял, что никогда больше не возьму ее на субботнее свидание, не усажу напротив за столик у окна, не буду смотреть, как свет заходящего солнца отражается в ее волосах, в ее глазах, на ее коже.
Я никогда не увижу, как она заранее готовится, как застегивает молнию на платье, как застегивает ожерелье, как вдыхает аромат ее духов в комнате, которую мы делили.
Я никогда не отвезу ее домой, не заплачу няне, не проведаю детей, не расстегну молнию на платье и не отнесу ее в постель, где нам придется вести себя тихо, чтобы близнецы нас не услышали, но мы будем шептаться и смеяться над тем, как мы были шумными и дикими. Я говорил с ней грязно, не повышая голоса. Она закрывала лицо подушкой, когда я заставлял ее кончать своим языком. Я старался не быть таким грубым, чтобы кровать билась о стену спальни.
Достаточно грубо, чтобы оставить следы.
Мне чертовски нравилось видеть их на ней, а когда она просила их, это было похоже на подарок. Но я собирался потерять все это.
— Привет. Ты в порядке?
Я понял, что отключился. — Да.
Она отложила вилку и подняла бокал с вином. — Ты сегодня немного не в себе.
— Извини. Только что вошел клиент, и я отвлекся, думая о работе, — солгал я. — На следующей неделе мы очень заняты, и я пытаюсь закончить барную стойку Ксандера, а Квентин снова звонил и спрашивал о столе для своей галереи. Я хочу сказать "да", но мне нужно больше часов в сутках.
— Мне бы хотелось, чтобы ты поговорил со своим отцом, — сказала она.
Я поднял виски и сделал глоток. — Я много чего желаю.
Мы провели нашу последнюю ночь вместе в моей спальне, и в некотором смысле она казалась полной противоположностью нашей первой ночи в ее спальне. Химия была такой же горячей, возбуждение — таким же интенсивным, разрядка — такой же удовлетворительной, но вместо игривого подшучивания наступила тишина. Если раньше настроение было легким, то теперь оно стало тяжелым. Если в прошлые выходные было ощущение, что между нами все только начинается, то вчерашняя ночь имела неизбежную тяжесть финала.
После этого, когда мы лежали в объятиях друг друга, никто из нас не разговаривал. Для меня это было нормально, но не характерное молчание Вероники нервировало. Мне было интересно, о чем она думает, но я не стал спрашивать. Я ломал голову, пытаясь придумать, как это можно продолжить, но ничего не придумал. Мне хотелось, чтобы у меня хватило слов и смелости сказать ей о своих чувствах, но я этого не сделал.
И, возможно, это все равно было бы ошибкой. Что хорошего она узнает о том, что я не хочу ее терять, что эта неделя была для меня чем-то большим, чем просто секс, что она заставляет меня чувствовать то, что я не хочу чувствовать, не могу объяснить и понятия не имею, что с этим делать?
Я точно знал, что она скажет.
Какие вещи, Остин? Что ты чувствуешь?
Поэтому я обнял ее еще на одну ночь и промолчал.
— Папочка! — близнецы выбежали из самолета и обхватили меня руками.
— Привет! — у меня перехватило горло, когда я обнял их в ответ, а глаза немного затуманились. — Я скучал по вам двоим.
— Мы тоже по тебе скучали. — Оуэн загорел еще сильнее, и на нем была футболка, которую я никогда не видел, с надписью California Dreamin' с пальмами и доской для серфинга.
— Где Вероника? — спросила Аделаида. Ее волосы выглядели еще более светлыми, обесцвеченными солнцем, а на переносице рассыпались веснушки.
— Она дома, готовит ужин. — на этот раз она не предложила пойти со мной.
— Надеюсь, это будут тако, — немного настороженно сказала Аделаида. — Это мое любимое блюдо, которое она готовит.
— Вообще-то, пока тебя не было, она научилась готовить больше. На самом деле, она нашла в подвале медленноварку, о которой я и забыл, и теперь готовит для нас сэндвичи с курицей барбекю с коричневым сахаром.
— Мы сказали ей, что барбекю — твое любимое блюдо, — сказал Оуэн. — Наверное, поэтому она его и готовит.
Возможно, так оно и было, но это не помогло.
Я сменил тему. — Так вы хорошо провели время в своей поездке?
— Да! Я брал уроки серфинга, —
