Непреодолимо
Мелани Харлоу
Глава 1
Мак
Одно утро. Это все, чего я хотел.
Одно утро для себя.
Выспаться. Спать голым. Спать с закрытой дверью в спальню.
Проснуться, когда захочется. Проснуться и ничего не слышать. Проснуться и делать все, что, черт возьми, я хотел бы сделать утром — пробежаться, подрочить или снова заснуть.
— Папа! Вставай!
Это утро было не таким.
Застонав, я перевернулся на живот и прижал подушку к затылку. — Папы здесь нет, — сказал я, мой голос был приглушен.
Я услышал хихиканье, а затем почувствовал, что матрас сдвинулся, когда одна или несколько из трех моих дочерей запрыгнули на мою кровать. Честно говоря, было удивительно, что они провели ночь не в ней. В течение нескольких месяцев после отъезда их матери я спал не один. Иногда со мной была одиннадцатилетняя Милли с больным животом. Иногда — восьмилетняя Фелисити с кошмарами. И часто это была четырехлетняя Уинифред, которая пряталась от монстров под своей кроватью.
Иногда со мной спали все трое.
Одна из них запрыгнула мне на спину, словно я был пони, и потянула за футболку. — Мы голодные. Это была Фелисити.
— Опять? Я только что покормил вас.
— Сейчас утро. Ты не кормил нас после вчерашнего ужина.
— Не может быть чтобы сейчас было утро. Еще темно.
— Это потому, что у тебя на голове подушка. Она хихикнула. — Ты храпел.
— Может, Милли принесет вам хлопья?
— Мы не хотим хлопья. Мы хотим блинчики.
Я вздохнул. — Разве она не может приготовить блины?
— Она не знает, как пользоваться плитой. Нам нужен взрослый.
Взрослый. Я был единственным взрослым в доме. Как, черт возьми, это произошло? — Откуда ты знаешь, что я взрослый?
Опять хихиканье. — Потому что ты высокий, с большими ногами. И у тебя есть борода. И тебя зовут папа.
— Я же говорил тебе. Папы здесь нет.
— Тогда кто же ты?
Я перевернулся, опрокинув ее на спину. — Монстр щекотки!
Она визжала и извивалась, пока я мучил ее щекоткой, что побудило Уинифред прибежать и запрыгнуть на кровать. — Меня тоже!
Уинни была тем редким ребенком, который действительно хотел, чтобы его щекотали, или, по крайней мере, она хотела физической ласки, и она перебралась поближе к Фелисити легла на спину, подставляя свой животик, как щенок, который хочет, чтобы его погладили.
Я щекотал их обеих в течение секунды, затем сел и почесал голову. — Ты все еще в пижаме. Сегодня суббота?
— Да, — сказала Фелисити.
— Хорошо.
— Твои волосы выглядят смешно, — сказала она мне.
— Как и твои, — ответил я.
Недавно она сделала себе "стрижку", отрезав переднюю часть волос в попытке создать челку, как у Мэвис из "Отеля Трансильвания". Какое то время она даже хотела, чтобы ее звали Мэвис. Психолог девочек заверил меня, что в этом нет ничего страшного и это просто означает, что она идентифицирует себя с персонажем Мэвис, которая тоже жила с отцом без матери.
— Вы уверены, что это не означает, что она вампир? спросил я. Фелисити еще никого не кусала, но она стала носить черное и спрашивать, могу ли я сделать ей кровать в форме гроба. Поговорим о кошмарах.
Но психолог только улыбнулась. — Я уверена.
Милли появилась в дверях моей спальни в пижаме. — Папа, мне нужно чёрное боди для балета, а они все грязные.
— Черт. Ты уверена?
— Да. Я проверила свой комод и корзину. И тебе нужно положить четвертак в банку ругательств.
Я скривился. Эта гребаная банка ругательств должна быть сломает меня. — Ты проверила сушилку?
— Ага. Там тоже нет.
— Черт.
— Пятьдесят центов, — сказала Фелисити.
Я ткнул ее в ребра. — По крайней мере, мои ругательства способствуют развитию твоих математических навыков. Милли, ты проверила стиральную машину? Я знаю, что вчера положил в нее темное белье. Это означало, что я, вероятно, забыл положить их в сушилку вечером, и сегодня их придется стирать заново.
— Я не заглядывала в стиральную машину.
— Во сколько балет?
Милли закатила глаза — подростковый жест, от которого я уже начал уставать. — В то же время, что и всегда. В десять.
— Точно. Я посмотрел на цифровые часы на своей тумбочке. Было семь тридцать.
— Хорошо, я успею к тому времени.
— И мне нужно кое-что для распродажи выпечки сегодня днем, — добавила она.
— Для какой распродажи?
Еще одно закатывание глаз, сопровождаемое топаньем ног. — Папочка! Сбор средств для поездки восьмого класса в Вашингтон! Я тебе уже сто раз об этом рассказывала.
Я спрыгнул с кровати и подтянул свои фланелевые пижамные штаны. — Восьмой класс! Какого хрена, Милли, ты только в шестом. До поездки еще два года — неудивительно, что я записал это в раздел "Забудь это немедленно". Я подошел к комоду и взял толстовку USMC, натянув ее поверх футболки.
Это вызвало у меня тяжелый вздох. — Доллар в банку, папа.
— Нет, не доллар! Было же всего пятьдесят центов.
— Слово на букву "Х" стоит целый доллар, папа, — сообщила мне Фелисити.
— О, точно. Я сделал паузу. — Знаешь что? Оно того стоит.
— Так что мне отнести на распродажу выпечки? надавила Милли.
— Я не знаю. Мы что нибудь придумаем.
Где-то между стиркой, укладкой волос в пучок, кормлением их всем тем, что не приведет к кариесу и не убьет клетки мозга, своевременным посещением балета, работой, наполнением банки ругательств, покупкой продуктов на неделю и беспокойством о том, чтобы каждая из них получала достаточно заботы и внимания, чтобы чувствовать себя защищенной и любимой, я подошел к окну и выглянул наружу — и разгребанием снега, выпавшего за ночь.
Черт возьми, это было только начало февраля — День сурка. Было облачно, а это означало, что весна должна была прийти рано (согласно преданиям), но сейчас казалось, что весна никогда не придет. Зима в северном Мичигане всегда была долгой и холодной, с вечно серым небом и снегом по колено, но эта была особенно изнурительной. Может быть, потому что это была моя первая зима в качестве отца-одиночки?
Мы с девочками прошли из моей спальни на втором этаже на кухню, где я поставил кофе для себя, достал из морозилки замороженные блинчики для Фелисити и Уинифред и сделал яичницу для Милли. Они сидели в ряд за столом для завтрака, который отделял кухню от столовой. Раньше между этими двумя комнатами была стена, но мой друг Райан Вудс, который жил в этом доме до нас, переделал
