Глаза актера блеснули.
— Относительно убийства в трамвае один вывод был бесспорным, и я до сих пор не понимаю, как его очевидность ускользнула от вас обоих. Сама природа оружия была такова, что его нельзя было трогать голыми руками, не рискуя самому уколоться отравленными иглами с фатальным результатом. Вы, инспектор, воспользовались пинцетом, а позже запечатали пробку в стеклянный сосуд. Когда вы показали мне орудие, я сразу понял, что убийца должен был использовать какое-то защитное покрытие для рук и пальцев, внося его в трамвай и подкладывая в карман Лонгстрита. Хотя я не видел пробку, вы описали ее настолько досконально, что я не мог упустить этот очевидный момент.
Возник естественный вопрос: каково наиболее распространенное защитное покрытие для руки? И столь же естественный ответ: разумеется, перчатка. Насколько это удовлетворяло требованиям убийцы? Ну, перчатка должна была удовлетворять его с практической точки зрения — плотная ткань, тем более кожа, создает надежную защиту, а будучи общепринятым предметом одежды, перчатка не привлекает к себе внимания. Конечно, можно было воспользоваться носовым платком, но платок, обернутый вокруг руки, препятствовал бы движениям, бросался в глаза, а самое главное, не обеспечивал стопроцентную защиту от отравленных игл. Мне также приходило в голову, что убийца мог применить тот же метод, какой применил инспектор Тамм — манипулировать пробкой с помощью пинцета. Но потом я решил, что, хотя такой метод защитил бы кожу убийцы от ядовитых уколов, он не смог бы обеспечить необходимой точности движений в переполненном трамвае в строго ограниченный период времени. Поэтому я пришел к выводу, что убийца, подбрасывая пробку в карман Лонгстрита, должен был носить перчатку.
Тамм и Бруно посмотрели друг на друга. Лейн закрыл глаза и продолжал негромким голосом:
— Мы знали, что пробку подложили в карман Лонгстрита после того, как он вошел в трамвай. Это вытекало из свидетельских показаний. Мы также знали, что с того момента, как Лонгстрит сел в трамвай, двери и окна оставались закрытыми, с двумя исключениями, к которым я вскоре вернусь. Не оставляло сомнений, что убийца — один из находившихся в трамвае и позднее опрошенных инспектором, поскольку с тех пор, как Лонгстрит и его компания вошли в трамвай, никто не покидал вагона, кроме человека, которого послал с поручением сержант Даффи и который вскоре вернулся.
Благодаря тщательному обыску всех находившихся в трамвае, включая кондуктора и вагоновожатого, нам было известно, что ни у кого из них не нашли перчатки, а вы помните, что люди проходили из трамвая в депо через кордон полицейских и детективов, которые впоследствии не обнаружили ничего в тех местах, где шли эти люди. Вспомните, инспектор, что, когда вы закончили ваше повествование, я спросил у вас, были ли найдены при обыске среди прочих вещей перчатки, и вы ответили отрицательно.
Таким образом, возникала странная ситуация: хотя убийца остался в трамвае, предмет, которым он воспользовался, совершая преступление, не был найден впоследствии. Его не могли выбросить в окно, так как окна оставались закрытыми после прихода в трамвай компании Лонгстрита. Его не могли выбросить через дверь, потому что Даффи лично открывал и закрывал двери в тех двух случаях, когда ими пользовались после преступления, и не заметил ничего подобного, иначе упомянул бы об этом. Перчатку не могли уничтожить или разрезать, так как никаких остатков не было обнаружено. Даже если бы перчатку передали сообщнику или подбросили постороннему, ее нашли бы, так как сообщник мог от нее избавиться не легче, чем убийца, а невиновный вовсе не стал бы этого делать, и перчатку обнаружили бы при обыске.
Каким же образом исчезла эта призрачная перчатка? — Друри Лейн с удовольствием потягивал горячий кофе, который Фальстаф только что подал хозяину и гостям. — Получается, что я столкнулся с чудом, джентльмены, но, будучи скептиком, я пытался найти естественное объяснение. Поскольку я исключил все способы исчезновения перчатки, кроме одного, он, по законам логики, и являлся средством этого исчезновения. Если перчатку не могли выбросить из трамвая, но в трамвае ее не оказалось, ее мог унести только человек, который покидал трамвай. Но трамвай покидало лишь одно лицо — кондуктор Чарлз Вуд, посланный сержантом Даффи вызвать полицейского Морроу и уведомить Главное полицейское управление о свершившейся трагедии. Регулировщика Ситтенфилда, прибежавшего со своего поста на Девятой авеню, и полицейского Морроу, прибывшего наконец по вызову кондуктора Вуда, впустил сам Даффи, и они больше не покидали вагон. Иными словами, хотя два человека — и оба полицейские — вошли в трамвай после убийства, никто, кроме Чарлза Вуда, не выходил из него после преступления. То, что он вернулся, не влияет на мои аргументы.
Итак, я был вынужден прийти к невероятному выводу: Чарлз Вуд, кондуктор трамвая, вынес перчатку с места преступления и где-то избавился от нее. Естественно, сначала мне это показалось диким, но вывод был настолько неопровержимым, что мне пришлось принять его.
— Удивительно! — воскликнул окружной прокурор.
Лейн усмехнулся:
— Следовательно, Чарлз Вуд был либо убийцей, либо сообщником убийцы, который в толпе передал ему перчатку. Как вы помните, по окончании отчета инспектора Тамма я сказал, что образ действий ясен, но воздержался от объяснений. Причина заключалась в том, что тогда я не был уверен, является Вуд убийцей или всего лишь сообщником. Но в его виновности в том или другом качестве я не сомневался, так как, если бы перчатку подложили ему в карман незаметно для него, то есть если бы Вуд был неповинен даже в сообщничестве, ее бы обнаружили при нем во время обыска или же перчатку нашел бы сам Вуд и сообщил об этом полиции. Но так как не произошло ни того ни другого, получается, что Вуд намеренно избавился от перчатки, когда выходил из трамвая вызвать полицейского Морроу. Значит, он виновен независимо от того, выбросил ли он перчатку сам по себе или для кого-то другого.
— Ясно как на картинке, — пробормотал Тамм.
— Это была психологическая проверка логического указания на виновность Вуда, — продолжал Лейн. — Естественно, он не мог предвидеть представившуюся возможность покинуть трамвай и избавиться от перчатки. Должно быть, он взвесил шансы и примирился с тем, что ему не удастся выбросить перчатку и ее найдут при нем во время обыска. Но здесь вступал в действие один из самых изощренных элементов плана убийцы! Ибо даже если бы перчатку нашли у Вуда, а никакой другой перчатки в трамвае не обнаружили, он мог бы чувствовать себя достаточно защищенным от подозрений, так как от кондуктора даже в разгар лета ожидают, что он будет пользоваться перчатками при исполнении своих обязанностей. В качестве кондуктора, весь день принимающего у пассажиров деньги, он обладал психологическим преимуществом, зная, что наличие при нем перчатки будет воспринято как нечто само собой разумеющееся. Эта линия подтверждающих умозаключений также убедила меня, что моя первоначальная идея насчет перчатки была абсолютно верной.
Поскольку Вуд не мог предвидеть, что сумеет избавиться от защитного покрытия руки, он должен был использовать в его качестве самый ординарный предмет вроде перчатки. Носовой платок был бы пропитан ядом.
