смертоносное острие. Суволь попробовал его большим пальцем и отложил кол, после чего снова заговорил:
– Мой двоюродный брат, господин Ли, присоединился к нашему делу.
Чунчжа оцепенело кивнула.
– Он до сих пор лейтенант?
– Пока его не раскроют. Или он не погибнет.
Суволь достал оселок и начал точить нож. Руки его ходили взад-вперед, в клинке отражалось солнце. Из-под кусков ткани, которыми были обмотаны руки юноши, виднелись его грязные пальцы и почерневшие, потрескавшиеся ногти.
Чунчжа вспомнила, как держала его за руку в тот день, когда они ушли из Чеджу. Пока они шагали к горному перевалу, она попросила его исповедаться. Больше никаких секретов, поклялся юноша и рассказал Чунчже всю правду.
Он был не одинок в убеждении, что Корея должна оставаться свободной. Эти наглые иностранцы со своими военными машинами несут одно лишь разорение и горе. Если бы борьба за независимость своей страны сделала его коммунистическим мятежником, он с гордостью носил бы это позорное клеймо.
Суволь поведал Чунчже о людях, которых встретил, – натурах куда более достойных, чем он сам. Описал пожилого рыбака, сыновья которого погибли в Японии. Поскольку рыбак был неграмотным, военные наняли его посыльным, не ведая, что он умеет с первого взгляда запоминать все увиденное. Бывший полицейский, который отпер тюремную камеру, чтобы освободить деревню, теперь служил у них снайпером, потому что у него были верный глаз и винтовка. Несколько хэнё, подрабатывавших жрицами любви, угощали солдат выпивкой и между поцелуями выманивали у них секреты.
Имена этих людей, проливших кровь за свою родину, навсегда останутся безвестными. Они считали, что Корея должна иметь самоуправление, быть свободной от вмешательства иностранцев, которые не знают и не понимают корейцев. Они боролись за это право голыми руками. С одними только ножами, мотыгами и палками они противостояли захватчикам, вооруженным металлом и огнем.
Исповедуясь в этом, Суволь нежно держал Чунчжу за руку. Тогда еще его пальцы были пальцами ученого, мягкими и белыми, как бумага. Повстанцам отчаянно не хватало средств и продовольствия, поэтому он с разрешения отца опустошил семейные сундуки с наличностью. Мать плакала, снимая и отдавая сыну принадлежащие ей золотые кольца. Дед подарил ему свой меч, а также кинжал, который носил в юности, когда состоял в королевской гвардии.
Кого-то пытали, кого-то предали. Получив предупреждение, мятежники сделали то, что выглядело логичным в заведении с дурной репутацией: они разделись и обнялись. Двое мужчин, застигнутых в столь противоестественной позе, произвели шокирующее впечатление и благодаря этому отвлекли внимание на себя. Пока солдаты с отвращением избивали их, женщины, работавшие в притоне, выкрали бóльшую часть средств.
Суволь был связан с этими людьми и этим делом клятвой и кровью. Он положил жизнь на защиту своей родины, как все мужчины в его семье на протяжении многих поколений. Чунчжа была взволнована его пылом, тронута правдивостью слов. Как только они станут мужем и женой, пообещала себе девушка, она постарается присоединиться к их борьбе.
Но когда самолет сбросил бомбы, Чунчжа увидела всю силу этого демона. Чудовищность случившегося подкосила ее бабушку, которая умоляла внучку бежать. Когда боги начинают войну, предупреждала старуха, люди всегда следуют их примеру. Ничто не может остановить нарастающий поток крови. Останься и утони или беги и выживи. Жизнь Чунчжи свелась к этому выбору. Ей больше некого оплакивать, даже богов. Какую дорогу она выберет?
Тени начали удлиняться, солнечный свет уже мерцал за безлистными деревьями. Холод, разлитый в воздухе, становился все резче, угрожая еще одной морозной ночью. Задрожав, девушка обхватила себя руками.
Суволь подобрал еще одну палку и снова принялся орудовать ножом. Он засмеялся глухим, лающим смехом, скорее страдальческим, чем веселым.
– Я хотел погасить долг моей семьи перед тобой и твоей бабушкой, но теперь я обязан тебе еще больше.
Чунчжа чувствовала, что могла бы заплакать, но у нее уже не осталось слез. Утраты и горе опустошили ее.
– Ты ничего не должен, – откликнулась она.
– Я обещаю выполнить свои обязательства. Если не в этой жизни, то в следующей, – пробормотал Суволь себе под нос.
Чунчжа проследила за белым паром, выходящим у нее изо рта, и закрыла глаза, чтобы насладиться последними лучами солнца. Пока у нее остаются силы, она будет бежать настолько быстро, насколько сможет. Девушка вспомнила, чтó у нее в руке, и осторожно положила зажигалку на землю так, чтобы Суволь смог ее увидеть.
Трое путников добрались до мускатникового леса под покровом глухой ночи. Осоловелые от голода и изнеможения, они пробрались между гигантскими деревьями. Молодые люди пытались не заснуть, опасаясь стороживших лес ядовитых змей, и все же провалились в такой глубокий сон, что их не могли разбудить ни жгучий мороз, ни яркий свет луны. Лишь солнцу в зените удалось вызволить их из плена лихорадочных видений.
Выйдя из-под сени леса, Чунчжа, Гончжу и Донмин очутились на асфальтированной дороге, где сгрудилась кучка людей. Вытягивая шеи, все они выжидательно смотрели в одну сторону.
Донмин подошел к какому-то солдату и надтреснутым от жажды голосом спросил:
– Извините, господин, но, скажите, что вы все тут делаете?
– Ждем автобус до Чеджу. – Солдат даже не потрудился повернуть голову.
Донмин порылся в карманах и нашел деньги, данные ему матерью.
– Мы поедем на этом автобусе, – заявил он. – Если я сегодня же не поем супа с водорослями, то, клянусь, непременно помру. Вы ведь не хотите, чтобы мой голодный одинокий призрак преследовал вас всю оставшуюся жизнь?
Гончжу посмотрел на Чунчжу. Девушка бросила последний взгляд на Халласан и кивнула.
Автобус был битком набит селянами, державшими в руках кур и мешки с бататом. Группа людей с обочины залезла в салон, радуясь его теплу. Когда машина с грохотом покатила по дороге, Чунчжа вцепилась в металлический поручень. При каждом толчке колышущейся массы тел, что ее окружала, она надеялась мельком увидеть на удаляющемся горизонте океан.
33
2001 год
Проводить кут для доктора Мун Гончжу предстояло трем шаманкам: плясунье, певице и барабанщице. Прекрасная шаманка, которая должна была танцевать, разгладила руками бумажное знамя. Потом сложила бумагу втрое и взяла ножницы. Вырезала узоры, как наставляли ее, последнюю ученицу своей бабушки.
В те времена, когда королевство было могущественным, эти церемонии считались достойными богов. К хору людей присоединялись неземные голоса, барабанному бою вторила сама земля. Кружились все как одна плясуньи в радужных одеяниях, реяли тысячи шелковых знамен. В шествии двигались на высоко поднятых лакированных носилках жертвенные приношения: жареные свиньи и утки в хрустящей коричневой броне; медовое вино в серебряных кубках; рисовые палочки, сверкающие, как драгоценные камни. В небеса, клубясь как облака,
