но проливать кровь бывших хозяев города, ему совсем не хотелось. Никита Мельник помнил те времена, когда ещё мальчишкой бесцельно болтался по городу, а затем пошёл работать учеником столяра — выучился и стал мастером. Платили ему хорошо. Денег хватало на всю семью. Семья у Никиты была большая: мать, отец, четверо детей — ну и жена, куда без неё.
— Поезд ограбили, — шагая рядом с Лёхой, жаловался Мельник. — Где-то под Москвой банда завелась. Мне про то ещё Лопатин рассказал: земля ему пухом. А главарь у неё у банды, значится — некий Пехота. Говорят лихой супостат, и друзья у него жуткие, хуже немца рогатого.
Стружков младший остановился и поправил фуражку.
— Работы совсем нет. Мануфактура простаивает. А рабоче-крестьянской армии нужна новая форма! — злился Лёха. — Народ недоволен. Голодают люди. А ещё эти… Корзинкины…
— Да они здесь каким боком? — заступился Мельник. — Без них дело дрянь. Лучше бы Корзинкины остались в Ярославле да наладили работу заводов. Я уже забыл, когда в цеху последний раз появлялся. Всё спорим и людей стреляем. Нельзя так. Непорядок это…
— Ладно, вечером решим на собрании, как жить дальше. Дядя Никита, собирай наших. В твоём цеху и поговорим.
***
В небольшом без окон цеху набилось человек сто. На собрании дым стоял столбом — и не потому, что снова заработали станки, а оттого что мужики курили махорку, мудро щурились, чахло кашляли и решали.
Стол поставили рядом с трибуной. За столом сидели трое: столяр Мельник, комиссар Лёха и красная активистка из женщин, двадцатилетняя Тоня Козлова.
Спорили горячо, но дельных предложений нет. Лёха клял Корзинкиных и почему-то бранил сбежавшего управляющего — англичанина с диковинной фамилией Смит; мол, негоже бросать в беде рабочих людей, а англичанин смылся вместе со всеми своими чертежами и согражданами, и кто теперь работать будет? Смита нет, Двуречного нет, Корзинкиных нет — даже расстрелять некого.
На минуту всё стихло. Вдруг в цех буквально влетел потомственный сторож, юный помощник комиссара — Женька Хромоногов.
— Товарищи! — кричал он. — Товарищи!.. к нам из Москвы прибыли настоящие большевики!
Народ оживился. Некоторые потушили цигарки. Многие привстали и, вытягивая шеи, глазели на вход в прокуренный цех. Первым шёл высоченный Милош, за ним сурово рассматривая рабочих, продвигался Беркут.
В форме матроса Балтфлота Милош выглядел элегантно. Бескозырка сидела ровно и чинно. Надпись «Святая Русь» — восхищала и тех, кто читал по слогам, и тех, кто совсем не разбирался в русских буквах. Рукава кителя чётко доходили до запястья, а брюки клёш не были короче обычного — всё в рост, в размер. Беркут шёл следом, гремя о пол хромовыми сапогами и скрипя не только кожаной курткой, но и штанами. В руках он нёс кожаную фуражку со звездой, на груди алую гвоздику.
Слав и землянин подошли к столу заседания.
Комиссар Лёха привстал с места, опытный рабочий Мельник вдавился в стул и даже не смог пошевелиться, а вот Тоня Козлова смело поднялась и, поправляя зализанные назад волосы, всё-таки спросила:
— Кто вы такие? Разрешите мандат?
Беркут извлёк из внутреннего кармана потрёпанный кусок газеты.
— Моё имя, товарищ Беркутов, — протягивая мятый лист, оповестил он. Затем представил инопланетного друга в форме морячка: — А это, товарищ Милошевич из Петрограда. Мы прибыли на мануфактуру, чтобы помочь ярославским рабочим запустить производство.
Беркут смотрел ей в глаза, пробираясь в женский разум, чтобы управлять им, чтобы не было споров. Тоня напоминала вкусно пахнущий цветок, способный подарить здоровые плоды, но через год-другой розу срежут — и она погибнет в смертельной схватке классовых противоречий, и никто, кроме Беркута, не вспомнит, какой красивой была сегодня девушка.
Тоня взяла в руки газетку, больше подходящую для курения «козьей ножки» и, несколько раз перевернув, прочла, что существует только в её затуманенном разуме.
— Друзья! — обрадовалась она. — Здесь подпись товарища Ленина!
Люди всполошились, приветствуя долгожданных спасителей. Радовался и Лёха Стружков. Его восторгу не было предела. Вы только подумайте — сам товарищ Ленин прислал к ним подмогу! Теперь можно забыть о британском Смите, будь он трижды счастлив в своём дождливом Ливерпуле, а вот о Корзинкиных забывать нельзя.
Беркут встал за трибуну, поправил гвоздику на груди.
— Товарищи! — заговорил лозунгами он. — Революция в опасности! Банды недобитых старорежимщиков и иностранных интервентов атакуют нашу Родину. Но Красная армия даст достойный ответ любому врагу! А вам, как работникам тыла необходимо позаботиться о нуждах страны, и потому на мануфактуру прибыл товарищ Милошевич. Товарищ Милошевич возглавит гигант индустрии и займётся грамотным руководством всего вашего города. Уже завтра в Ярославль прибудет состав с нефтью из Астрахани, а вскорости поступит и пряжа, так необходимая вашей фабрике, товарищи.
Люди в цеху обрадовались. Наконец-то произошло, что-то дельное, дающее повод для гордости; наконец-то, появился настоящий хозяин. И пусть товарищ Милошевич совсем не похож на рабочего человека, но, возможно, в жилах высокого матроса всё-таки течёт справедливая кровь, а в голове рождаются мудрые мысли. Потому мужики встали со своих мест и под свист и улюлюканье, раздался гром аплодисментов.
***
Собрание прошло успешно — даже более чем успешно. Из числа трудящихся со стажем выбрали мастеров, назначили рабочий совет, утвердили бригадиров. А Женька Хромоногов подсуетился и силой запугивания привёл в цех бывшего бухгалтера.
Маленькому, пухленькому сорокалетнему счетоводу Семёну Юдалевичу повезло — его не сумели найти, когда нахлынула первая волна мести за ночные выстрелы в Лёхиного отца. Его друга, кассира Смирнова вытащили из постели на рассвете. Стружков-младший убил его с
