— Повторяю, этот план ни к черту не годился. Почемубыло не оставить его здесь, вместе с остальными, и не сделать из него этакогопаршивого, сопливого карманника?
— Вы только послушайте, что он говорит! —воскликнул еврей, пожимая плечами.
— Да неужели же вы хотите сказать, что не могли быэтого сделать, если бы захотели? — сердито спросил Монкс. — Разве выэтого не делали десятки раз с другими мальчишками? Если бы у вас хватилотерпения на год, неужели вы не добились бы, чтобы его засудили и выслали изАнглии, быть может на всю жизнь?
— Кому бы это пошло на пользу, мой милый? —униженно спросил еврей.
— Мне, — ответил Монкс.
— Но не мне, — смиренно сказал еврей? —Мальчик мог оказаться мне полезен. Когда в договоре участвуют две стороны,благоразумие требует считаться с интересами обеих, не так ли, милый друг?
— Что же дальше? — спросил Монкс.
— Я понял, что нелегко будет приучить его кделу, — ответил еврей. — Он не похож на других мальчишек, очутившихсяв таком же положении.
— Да, не похож, будь он проклят! — пробормоталМонкс. — Иначе он бы давным-давно стал вором.
— Чтобы испортить его, мне надо было сперва забрать егохорошенько в руки, — продолжал еврей, с тревогой всматриваясь в лицособеседника. — Но я ничего не мог с ним поделать. Я ничем не мог егозапугать, а с этого мы всегда должны начинать, иначе наши труды пропадут;даром. Что мне было делать? Посылать его с Плутом и Чарли? Довольно с меня иодного раза, мой милый; тогда я трепетал за всех нас.
— Уж в этом-то я не виноват, — заметил Монкс.
— Конечно, конечно, мой милый? — подхватилеврей. — Да я и не жалею теперь: ведь не случись этого, вы, может быть,никогда бы не увидели мальчишки, а значит, и не узнали бы, что как раз его-то иразыскиваете. Ну что ж! Я его вернул вам с помощью этой девки, а потом онавздумала жалеть его.
— Задушить девку! — нетерпеливо сказал Монкс.
— Сейчас мы не можем себе это позволить, моймилый, — улыбаясь, ответил еврей. — И к тому же мы такими делами незанимаемся, иначе я бы с радостью это сделал в один из ближайших дней. Я этихдевок хорошо знаю, Монкс. Как только мальчишка закалится, она будетинтересоваться им не больше, чем бревном. Вы хотите, чтобы мальчишка сталвором. Если он жив, я могу это сделать, а если… если… — сказал еврей,придвигаясь к своему собеседнику, — помните, это маловероятно… но еслислучилась беда и он умер…
— Не моя вина, если он умер! — с ужасом перебилМонкс, дрожащими руками схватив руку еврея. — Запомните, Феджин! Я в этомне участвовал. С самого начала я вам сказал — все, только не его смерть. Я нехотел проливать кровь: в конце концов это всегда обнаруживается, и, вдобавокчеловек не находит себе покоя. Если его застрелили, я тут ни при чем,слышите?.. Черт бы побрал это логовище!.. Что это такое?
— Что? — вскричал еврей, обеими руками обхвативтруса, когда тот вскочил с места. — Где?
— Вон там! — ответил Монкс, пристально глядя напротивоположную стену. — Тень! Я видел тень женщины в накидке и шляпе, онабыстро скользнула вдоль стены!
Еврей разжал руки, и оба стремительно выбежали из комнаты.Свеча, оплывшая от сквозняка, стояла там, где ее поставили. При свете ее виднабыла только лестница и их побелевшие лица. Оба напряженно прислушивались:глубокая тишина царила во всем доме.
— Вам почудилось, — сказал еврей, беря свечу иповорачиваясь к своему собеседнику.
— Клянусь, что я ее видел! — дрожа, возразилМонкс. — Она стояла, наклонившись, когда я ее увидел, а когда я заговорил,она метнулась прочь.
Еврей с презрением посмотрел на бледное лицо своегособеседника и, предложив ему, если он хочет, следовать за ним, стал подниматьсяпо лестнице. Они заглянули во все комнаты; в них было холодно, голо и пусто. Ониспустились в коридор и дальше, в подвал. Зеленая плесень покрывала низкиестены; следы, оставленные улитками и слизняками, блестели при свете свечи, нокругом было тихо, как в могиле.
— Ну, что вы теперь скажете? — спросил еврей,когда они вернулись в коридор. — Не считая нас с вами, в доме нет никого —только Тоби и мальчишки, а их можно не опасаться. Смотрите!
В подтверждение этого факта еврей выдул из кармана два ключаи объяснил, что, спустившись в первый раз вниз, он запер их в комнате, чтобыникто не помешал беседе.
Это новое доказательство значительно поколебало уверенностьмистера Монкса. Его возражения становились все менее и менее бурными по меретого, как оба продолжали поиски и ничего не обнаружили; наконец, он началмрачно хохотать и признался, что всему виной только его расстроенноевоображение. Однако он отказался возобновить в тот вечер разговор, вспомниввнезапно, что уже второй час. И любезная парочка рассталась.
Глава 27
заглаживает неучтивость одной из предыдущих глав, в которойвесьма, бесцеремонно покинута некая леди
Скромному автору не подобает, конечно, заставлять стольважную особу, как бидл, ждать, повернувшись спиной к камину и подобрав полышинели, до той поры, пока автор не соблаговолит отпустить его; и еще менееподходит автору, принимая во внимание его положение и галантность, относиться стем же пренебрежением к леди, на которую сей бидл бросил взор нежный илюбовный, нашептывая ласковые слова, которые, исходя от такого лица, заставилибы затрепетать сердце любой девицы или матроны. Историк, чье перо пишет этислова, — полагая, что знает свое место и относится с подобающим уважениемк тем смертным, кому дарована высшая, непререкаемая власть, — спешитзасвидетельствовать им почтение, коего они вправе ждать по своему положению, исоблюсти все необходимые церемонии, которых требуют от него их высокое звание,а следовательно, и великие добродетели.
С этой целью автор намеревался даже привести здесь доводыкасательно божественного происхождения прав бидла и его непогрешимости. Такиедоводы не преминули бы доставить удовольствие и пользу здравомыслящемучитателю, но, к сожалению, за недостатком времени и места автор принужденотложить это до более удобного и благоприятного случая; когда же таковойпредставится, автор готов разъяснить, что бидл в точном смысле этого слова — аименно: приходский бидл, состоящий при приходском работном доме иприслуживающий в качестве официального лица в приходской церкви, — наделенпо своей должности всеми добродетелями и наилучшими качествами, и ни на одну изэтих добродетелей не имеют ни малейшего права притязать бидлы, состоящие приторговых, компаниях, судейский бидлы и даже бидлы в часовнях (впрочем,последние все-таки имеют на это некоторое право, хоть и самое ничтожное).
