Так я познакомился с Дьенто Суэрой Току. Сначала я его побил. Ну, или попытался. Он меня быстро скрутил, легкой пощечиной укротил мою истерику, потом умыл какой-то пахучей водой из своей фляжки, а потом сказал: «Пойдем. Здесь нельзя оставаться. На смену одним шакалам скоро придут другие».
Я уныло поплелся за ним, а потом вспомнил про Тинбо и сказал про него этому человеку: нельзя же было оставить его одного с отарой овец в горах! Никто не придет к нему через неделю! Дьенто внимательно посмотрел на меня, кивнул, и мы пошли за Тинбо.
Так мы и прошли потом всю страну, от Вершины мира до Семи островов: я, Тинбо, Дьенто и овцы. Мы проходили одну за другой погибшие деревни, иногда подбирали малышей и тех, кто постарше, спасшихся, как и мы с Тинбо. Овцы кормили нас. Дьенто умел обращаться и с детьми, и с овцами. И мы привязались к нему. В города мы не могли заходить из-за овец и детей, но Дьенто ходил, искал наших родных. Иногда ему удавалось что-то узнать. Не всегда это были добрые вести. Но некоторых детей получалось пристроить по родственникам или просто добрым людям, особенно малышей. Однажды я спросил, как Дьенто оказался в нашей деревне, и он рассказал, что в этом состоит дело его жизни: спасать тех, кто остался жить. Что, когда началась эта безумная война, он и еще несколько его друзей поняли, что не могут это остановить, что это как чума, как цунами… И можно только сделать все, что в твоих силах, чтобы помочь тем, кто выживет после огня, но легко может умереть от голода, жажды и тоски. Они называют себя братство. Конечно, и Тинбо, и я тут же решили, что мы с ними до конца наших дней! Дьенто сказал мне: «Подрасти сначала».
Но все-таки он стал давать мне поручения, не очень важные и совсем безопасные, а сам он все чаще отлучался куда-то и наконец признался, что у него родилась дочь и он не может больше все время идти вслед за войной. Тинбо тоже хотел остепениться. Они пристроили меня в одну семью в Риле, хорошую, но невыносимо трусливую, они боялись даже слово шепнуть против Империи, а я уже надышался вольным воздухом дорог, мне было там невмоготу. И я сбежал. Пару лет мыкался по стране, воровал, подрабатывал то в одной мастерской, то в другой. Долго жил подмастерьем у известного художника и там научился рисовать, копируя его картины. Но все это время я ужасно тосковал по Дьенто, по Тинбо и нашей жизни, вольной и опасной. А еще мне казалось, что я нашел свое предназначение, что все, что случилось со мной, – правильно, потому что я должен спасать, спасать их всех, тех, кто никому уже не нужен, кто брошен или кто потерялся. Я скитался по дорогам Империи, пока в одном из трактиров не повстречал Дьенто. Так мне повезло еще раз.
Дьенто рассказал, что Тинбо погиб в одной из стычек с мародерами, а его, Дьенто, и все братство император объявил вне закона, и они вынуждены скрываться. Дьенто уже не выглядел таким уверенным и сильным, как раньше. А может, это я повзрослел. Но я замечал тоску в его глазах и дикую усталость. Много позже я понял, как страшно он тосковал по своей семье, по своей маленькой дочери. Теперь мы странствовали вдвоем. Постепенно я все больше узнавал об устройстве мира, в котором жил; я стал задумываться о том, чего хочет Империя, почему так долго она не может победить Семь островов, хотя намного больше и сильнее их, что такое Северные холмы, какой силой они обладают, как позвать на помощь пряху и что предложить ей в качестве оплаты за труды…
И наконец я узнал о книге.
Наставник мой часто отлучался. Я подозревал, что он пытается пробиться в Рионелу, город за стеной, куда его жена, опасаясь властей, отправила жить их дочь. Это был ее родной город, и даже не спрашивай меня, как и где они могли познакомиться с Дьенто, это тайна, покрытая мраком. Его семье грозила опасность, поэтому он боялся даже тайком встречаться с ними. Ну а его жена была совершенно не из тех, кто может жить в вечном страхе, что тебя арестуют за то, что муж – самый благородный человек в Империи. Она была актрисой и к тому же красавицей. И однажды они просто ушли из Рионелы. Растворились, спрятались так, что даже лучшие ищейки Империи не могли их найти. Это было еще до рождения Элоис. Но Дьенто есть Дьенто. Он не смог жить в другом, безопасном и сытом, мире, зная, что творится здесь, у нас. И он вернулся. Чтобы опять помогать братству.
И вот однажды мы нашли Северные холмы, о которых ходили легенды. Знаешь ли ты, что такое эти холмы? О, милая, это страшное место! Не потому, что пустынно, а потому, что нуждается в хранителе. И хранителя эта земля выбирает себе сама. Как это происходит и почему – никто не знает. Просто однажды ты приходишь в холмы и понимаешь: тебе отсюда не уйти. Никогда. Что бы ни случилось – ты останешься в холмах. Их серая земля будто прорастает в тебя, ты начинаешь слышать ее, чувствовать. Каждый звук, каждый шорох, бег мышки-полевки, полет бабочки. Ты вдруг понимаешь, что знаешь про этот мир все: его историю, легенды, тебе знакомы все люди, что прошли здесь от начала времен; ты чувствуешь, когда ветер над холмами сменится и принесет дождь, мороз или зной… Ты стал хранителем. Теперь тебе ведомы тайны жизни и дана особая сила, огромная, как небо над головой, и древняя, как земля под ногами. И ты не умрешь, пока тебя не сменит другой хранитель.
Это и произошло с Дьенто Суэрой Току. Мы были с ним вдвоем. Мы знали, что такое возможно. В глубине души каждый из братства и хочет, чтобы холмы выбрали его, и боится этого. Каждый, но не Дьенто. Понимаешь, у него дочь и жена, которых он безумно любил. Он мечтал вернуться к ним. Он все время мне о них рассказывал, мне уже начало казаться, что я вырос с Элоис в одном доме, а Эверин была мне, например, старшей сестрой. И вот мы в холмах, которые почему-то отвергли меня и выбрали его. Он катался по серой пыльной траве и орал от бешенства. Потому что всё, его жизнь закончится тут. Ты вечный пленник, ты не можешь уйти за пределы, очерченные кем-то и когда-то. Я не знал, что мне делать, как успокоить его, и в то же время был уязвлен, что не меня выбрали холмы. «Почему? – думал я. – Я моложе, я сильнее, я свободен!» Но холмы никогда не дают ответа. И мне оставалось только смотреть, как в ярости Дьенто рвет на себе одежду и рыдает.
А потом из земли стали выползать дети. Самые разные. Твоего возраста, и совсем маленькие, и те, кто еще вчера считался ребенком, но завтра уже будет взрослым. Они смотрели на нас и молчали. Я подумал, что это призраки, и сердце у меня замерло. Но Дьенто… О, Дьенто! Он успокоился сразу. Взял себя в руки, подошел к ним и начал расспрашивать, кто они, откуда взялись и что здесь делают. И тогда я понял, почему холмы выбрали не меня.
Оказалось, что эти дети – все с островов. Кого-то выкрали солдаты Империи, кто-то пришел, чтобы спасти семью, угнанную на работы в Рионелу, и не смог пробраться за стену, у кого-то отец повстанец, и пришлось бежать из города… Так или иначе, все они попали в холмы и жили теперь здесь в вырытых норах, как зверьки, загнанные в угол, потому что идти им было некуда: острова имперская армия взяла в блокаду, в Рионеле слишком опасно. Смотреть на них было страшно, такие худые, грязные и унылые были они. Многие жили так уже не один год.
«Вы живете здесь одни? – спросил Дьенто. – Есть кто-нибудь взрослый?»
И один из мальчиков, самый старший из всех, отвел нас в глубокую узкую нору. Там, при свете стаи светлячков в стеклянной бутылке, умирал прежний Хранитель холмов. Он был невероятно стар, и я не стал бы спрашивать, сколько ему лет, даже если бы посмел задать такой вопрос. Он лежал на копне серой травы, и по всей норе пахло горько-сладко: травой и умирающим человеком. Старый Хранитель посмотрел на Дьенто, прошептал «спасибо» и закрыл глаза навеки. Мальчик, что привел нас, заплакал, Дьенто сложил руки умершего и сказал: «Я останусь с вами». Мальчик вытер глаза и кивнул. «Как вас зовут?» – спросил он Дьенто. И тот ответил: «Хранитель холмов».
