Воронов. Но почему вы стоите? Входите, пожалуйста. Кстати, с разрешения вашей супруги я взял отсюда одну книгу. Теперь она уже на прежнем месте.
Осторожно ступая по полу, словно боясь поскользнуться, Вольф сделал несколько шагов по комнате.
— Присядьте, пожалуйста, — сказал Воронов, указывая ему на единственный стул. — Ваш друг, товарищ Нойман, — продолжал он, — сказал мне, что вы работаете на заводе. Это верно?
— Да, — коротко ответил Вольф.
— Что вырабатывает этот завод?
— Станки, господин Воронофф, — после короткой заминки сказал Вольф.
— Как хорошо, что он уцелел. Вы работаете в утреннюю смену? Я не застал вас ни вчера, ни сегодня.
— Я ухожу рано, — сухо ответил Вольф. — Моя жена Грета, — продолжал он уже иным, приветливым тоном, — будет очень польщена, если вы спуститесь вниз и выпьете чашечку кофе.
Несмотря на то, что он говорил почтительно — может быть, даже чуть-чуть подобострастно, — вид его вызывал уважение.
— С удовольствием, — отозвался Воронов.
— Прошу вас, майн хэрр! — оживился Вольф. — Грета ждет. Вообще мы в вашем распоряжении, — неожиданно добавил он.
В нем как бы сосуществовали два человека. Один — спокойный, уравновешенный, с чувством собственного достоинства, другой — подчеркнуто почтительный, ни на минуту не забывающий о дистанции, которая отделяет побежденного от победителя.
— Вот что, господин Вольф, — сказал Воронов. — Давайте условимся: я поселился у вас не как представитель оккупационных войск, а просто как человек, пользующийся вашим гостеприимством. Мой отец — такой же рабочий человек, как и вы. Кстати, он тоже мастер. Вы поняли меня?
— Яволь, майн хэрр, — поспешно ответил Вольф. Однако в его настороженном взгляде из-под густых бровей Воронов уловил оттенок недоверия.
В столовой за столом, накрытым кружевной скатертью, некогда белой, а теперь пожелтевшей от времени и частых стирок, сидела Грета. На столе стояли чашки и блестящий эмалированный чайник.
— Прошу вас, хэрр майор, — залепетала Грета, но Вольф строго оборвал ее:
— Хэрр майор просит называть его по фамилии. Хэрр Воронофф.
— Как можно… — начала было Грета, но густые брови ее мужа сурово сдвинулись на переносице, и она поспешно сказала: — Прошу вас, чашечку кофе… К сожалению, у нас нет сахара.
— Я привык пить кофе без сахара, — сказал Воронов просто из вежливости.
Вольф поднес чашку к губам, сделал глоток и строго посмотрел на жену:
— Почему ты не подала настоящий кофе?
— Настоящий?! — переспросила Грета таким тоном, будто у нее попросили птичьего молока.
— Не притворяйся, — на этот раз уже добродушно произнес Вольф. — Грета ездит в Берлин, — пояснил он Воронову, — и выменивает у американцев и англичан кофе на разное барахло. Мы ведь разбитая, побежденная страна, — с горечью добавил он. — Приготовь же настоящий кофе, Грета.
Покорно достав из шкафа стеклянную банку с притертой крышкой, Грета ушла на кухню. Через некоторое время она вернулась с подносом в руках. На нем стояли три крошечные кофейные чашки.
— Простите, хэрр майор, — забыв о предупреждении мужа, сказала Грета. — Я берегу этот кофе для Германа. Он так привык пить хороший кофе по утрам…
— Хорошего кофе я не пил уже много лет, — угрюмо произнес Вольф. — С тех пор, как мы стали делать пушки вместо масла.
— Честное слово, я равнодушен к кофе, — вмешался Воронов. — Мне все равно, какой кофе пить. Я пришел просто посидеть с вами…
Он с досадой подумал, что наверху его ждет неоконченная работа. Но прежде чем уйти, он должен был допить кофе и хотя бы несколько минут побыть с хозяевами.
Наконец кофе был выпит. Воронов уже встал, чтобы попрощаться, как вдруг раздался сильный стук в наружную дверь. Затем оглушительно прозвенел звонок.
Воронов вопросительно посмотрел на Германа, потом на Грету, но увидел, что и они испуганно глядят друг на друга.
Вольф встал из-за стола и пошел в переднюю.
До Воронова тотчас донеслась английская речь вперемежку с отдельными словамй на ломаном немецком. К его удивлению, в столовую ввалился Чарльз Брайт.
— Хэлло, Майкл-беби! — широко улыбаясь, крикнул он. Почти оттолкнув Вольфа и не обращая никакого внимания на Грету, Брайт бросился к Воронову. — Я объездил весь этот городишко в поисках твоей проклятой Шопингоорстресси! — быстро заговорил он. — Записку твою я, конечно, прочел, потом потерял, а название запомнил. Но ни один немец не знает такой улицы. Мы заключили пари с этим английским снобом — он уверял, что ты живешь в Бабельсберге. А я утверждал, что ты честный парень и живешь в Потсдаме. Мы поспорили на сто баков. Я уже решил, что ты и вправду соврал. Никто в городе не знает этой чертовой улицы…
Брайт словно строчил из автомата.
— Хватит, Чарльз! — воскликнул Воронов. Его раздражало бесцеремонное вторжение Брайта в чужой дом. — Во-первых, не «Шопингоор», а «Шопенгауэр» и не «стресси», а «штрассе». Во-вторых, не мешало бы поздороваться с хозяевами дома.
— О-о, — будто только сейчас увидев Германа и Грету, крикнул Брайт, — простите, леди, простите, сэр! — Он поднес руку к пилотке.
— Американский корреспондент Чарльз Брайт, — сказал Воронов по-немецки, — просит извинить его за столь шумное вторжение.
— Яволь, яволь, — улыбаясь, залепетала Грета. — Скажите мистеру Брайту, что мы очень любим американцев. Я сейчас сварю для него чашечку кофе!
— Тебе предлагают выпить кофе, — перевел Воронов. — Но имей в виду: он без сахара.
— К черту кофе! Я выиграл сто баков. По этому поводу надо выпить. У них есть виски?
— Это бедный немецкий дом, — укоризненно сказал Воронов. — Рабочая семья…
— Яволь! — теперь уже по-немецки воскликнул Брайт. — Айн момент!
Он стремглав кинулся к двери и через несколько минут появился в столовой с бутылкой виски в руках. Приложив ее к плечу и направив горлышко на Вольфа, он радостно крикнул:
— Банг-банг! Гитлер капут!
Болезненная гримаса на мгновение исказила лицо Вольфа. Но он тут же овладел собой и натянуто улыбнулся.
— Стаканы найдутся? — деловито осведомился Брайт.
Грета достала из шкафа несколько маленьких стопок.
— В России, кажется, пьют так? — Брайт опрокинул виски в рот, вытаращил глаза, расправил воображаемые усы и крякнул.
Не глядя ни на кого, кроме Воронова, он решительно сказал:
— Поехали, Майкл!
— Куда?
— Разве я не сказал? — искренне удивился Брайт. — Черт знает, как это здесь называется. Мы зовем это место просто «Underground». Собираемся там по вечерам. Поехали!
«Underground»? — мысленно повторил Воронов и подумал: —Что это такое?» По-английски это слово могло означать «подполье», вообще нечто подземное, а в самой Англии так, кажется, называют метро.
Неожиданное предложение, сделанное Брайтом, и, главное, уверенность, что оно будет безоговорочно принято, окончательно разозлили Воронова.
— Никуда я не поеду! — резко сказал он.
— Но я же получу сто баков, если предъявлю тебя Стюарту! Помнишь того английского парня в
