class="p">— А где та, на которую ты снимал?
— В надежном месте.
Каковым был надетый на ногу носок.
Я так устал, что пошел прямо к себе в палатку и, только попав туда, сообразил, что палатки-то у меня и нет. Поэтому я залез в Джошеву, с удивлением обнаружив, как там чисто и прибрано. Вся одежда аккуратно сложена, все снаряжение разложено по ящикам. У него даже рабочий стол был — с ручками, бумагой и ноутбуком. Рядом с компьютером лежали две пачки писем: одна — ему, другая — мне; моя пачка была много меньше. Я, может быть, снова бы разозлился из-за писем, но сейчас у меня не было ни сил, ни желания. Желание, кстати, ушло навсегда. Как я уже говорил, имена себе не выбирают и родителей себе не выбирают. Джошуа Вуд таков, каков он есть. Его не изменить. И он всегда останется моим отцом, это тоже не изменить. Единственное, что я могу сделать, — это постараться не стать таким, как он.
Я открыл большой конверт, на котором значилось: ПИК - РАЗ ГОРОХ, ДВА ГОРОХ - МАРЧЕЛЛО. Внутри была картинка и еще другой конверт, поменьше. На этом конверте значилось: «Набелед насамальот» (ну, это же две шестилетки пишут!), а лежали внутри шестьдесят семь долларов и восемьдесят шесть центов мелочью. На билет в Нью-Йорк не хватит, но у меня были триста баксов от Рольфа и мамина кредитка. Я вынул из большого конверта картинку — приглашение на день рождения. Придется мне поторопиться.
Я пошел в штаб найти Тадеуша, но вдруг услышал, как разводит пары грузовик. Я ринулся на звук, думая: может, удастся уговорить водителя взять меня с собой. В кузове сидел Йоги.
Водители взяли с меня сотню баксов, но мне было плевать, я бы и вдвое заплатил. Я ехал домой! Да и грузовик был уютнее, чем тот, на котором мы ехали сюда. Были даже кровати в кузове, под тентом.
Водители то и дело сменяли друг друга — явно торопились, останавливались, только чтобы бензина в бак залить. Я был только рад.
ДОЕХАВ ДО ДОРОГИ ПЕРЕД МОСТОМ ДРУЖБЫ, где в прошлый раз каторжники долбили кайлами валун, грузовик остановился.
Йоги и я выпрыгнули из кузова посмотреть, в чем дело.
Не было ни валуна, ни каторжников. На дороге спиной к нам стоял один буддийский монах с бритой головой, в оранжевом одеянии, и говорил с водителем.
Мы подошли, монах развернулся и улыбнулся. Это был Запа! Он выглядел совершенно здоровым — таким же, каким я его видел в первый день в храме Индраяни.
— Как ты сюда попал? Он поднял большой палец:
— Автостопом.
Врет, ну точно врет, подумал я. Зачем его высаживать на такой пустынной дороге, кто согласится? Рядом есть только один пункт — пограничный переход на Мосту Дружбы. Ну если только он сам не попросил. В самом деле, в записке было сказано: «Увидимся на дороге». Вот эта дорога и есть. Так или иначе, мы втроем уселись в кузове.
Я думал, на мосту нас ждет форменный допрос и обыск, но пограничники только бросили один взгляд на грузовик, поглядели наши паспорта и махнули рукой: мол, валите отсюда, да побыстрее.
До аэропорта в Катманду мы остановились единственный раз. Я хотел сразу ехать туда, но Запа меня переубедил:
— Тебя никто не пустит на борт, если ты будешь пахнуть так, как сейчас.
Так что мы заехали в монастырь. Пока монахи стирали мои вещи, я отмокал в ванной.
ЗАПА ПРОВОДИЛ МЕНЯ В АЭРОПОРТ.
Перед тем как войти в терминал, я вынул из кармана записку, которую Запа оставил нам в Четвертом лагере.
— Откуда ты знал, что мы встретимся на дороге? Запа пожал плечами. Я и не ждал другого ответа, поэтому просто вынул из рюкзака конверт с картой памяти:
— Тебе это может пригодиться, если надо будет доказывать, что Сунджо в самом деле был на вершине.
Запа взял карточку и спрятал у себя в одеждах:
— Увидим ли мы тебя еще на Сагарматхе?
Я хотел вместо ответа пожать плечами, но это было бы неправдой:
— Нет. Но я, может, залечу в Катманду, в гости.
— Мы всегда будем рады тебя видеть.
Запа поклонился и благословил меня по-буддийски. Подняв голову, он сказал:
— Спасибо за то, что ты сделал для моего внука. Я поклонился в ответ:
— Спасибо за то, что твой сын сделал для моего отца.
Развязка
ПОЛЕТ ДО НЬЮ-ЙОРКА ЗАНЯЛ СУТКИ, но поскольку я пересекал линию перемены дат с востока на запад, то я попал домой через пару часов после того, как покинул Катманду.
Я взял такси и всю поездку дергался, надеясь, что водитель успеет и не потеряет в пробках слишком много времени. Такси остановилось у нашего дома, я кинул на кресло пригоршню купюр, не считая, и побежал к лифту.
Веселье было в самом разгаре. Уж Рольф умеет устраивать дни рождения (не то что я и мама). В нашу студию набилось семьдесят пять человек: родители, дети, учителя из школы, соседи, люди из маминого книжного, адвокаты из Рольфова офиса... В прошлом году Рольф пригласил дрессировщика с собачками, а до того — укротительницу змей (герпетолог Герда, близнецы были от нее без ума), которая принесла с собой целый чемодан живых змей, ящериц и черепах.
В этом году роль гвоздя программы была отведена мне — по меньшей мере так мне показалось, едва я переступил порог.
— Я тебе говорила, он успеет!
— И я говорила!
Горошки побросали подарки и схватили меня за ноги. Прибежали обниматься мама и Рольф. Я в такси пообещал себе, что ни за что не заплачу, — но куда там, едва я их всех увидел... А народ стал хором петь «С днем рождения!».
Когда шум немного поулегся, мама утащила меня в кухню — узнать, как я себя чувствую. Я сказал, что устал и что суставы ноют.
— Ты похудел.
— Еще бы!
Она еще немного посмотрела на меня, снова обняла:
— Я рада, что ты снова дома. -И я.
— Значит, ты не дошел до вершины.
— Откуда ты знаешь?
— Джош звонил. Просил поздравить тебя с днем рождения.
О-го-го, это было впервые в жизни!
— А где он?
— Не сказал, где-то на горе. Связь была плохая. Как в
