загорелась этим летом, но Элеонора бы меня не поняла. Она бы только посмеялась. И сказала, что я не права.
Вот тогда я взялась за уборку. Вытирать, скоблить, соскребать.
Нат неслышно бегала за мной, желая посмотреть, как губка шмыгает по столешницам, и игриво подцепляла микрофибровую тряпку, скрипевшую по стеклам окон. Когда я вынесла перерабатываемый мусор и вернулась в дом, она уже сидела с замшевой ветошью в зубах и мотала головой взад-вперед у кухонных ящиков. В ужасе я отняла ее и отшвырнула в раковину. Как знать, где была эта старая тряпка, сколько токсинов впитала?
Было поздно, и я уже вымоталась, но истреблять разводы и пятна доставляло мне удовольствие. С каждой очищенной поверхностью очищался мой разум.
Я проверяла сообщения раз в три минуты, и только через пару часов Роза наконец-то ответила, что они с Майком приедут на пару часов, но уйдут до курантов. Ну и ладно. Я написала ей, чтобы они подъезжали к семи, и крикнула Арту, что Роза уедет пораньше, так что, может, незачем готовить полноценный ужин, а лучше просто выставить закуски. Сверху донеслось «хорошо» – на том и порешили.
К тому моменту я уже сняла часть ветшающих рождественских украшений, но накануне Нового года, стиснув зубы, вернула нашу праздничную атмосферу. Я заново развесила все, что только было в презентабельном виде, скрепляя степлером бумажные звенья гирлянд и прилепляя скотчем самые удачные оригами в виде звездочек, оленей и снеговиков, чтобы они не разлетелись, когда придут гости. Я тоже временно собрала себя по частям, все как обычно: макияж, изящные золотые цепочки и платье с запахом, натуго затянутое черным поясом.
Я сидела в спальне, сжимая в руках бокал красного вина, как ровно в 19:12 раздался звонок. Я помню точное время, потому что электронные часы на тумбочки почти разрядились, и экран все время мигал. Нат лежала, свернувшись клубком в ногах кровати, зарывшись бледным личиком в махровый ковер и прикрыв уши ручками.
Я услышала, как дверь открылась, и снизу взревел мужской голос: «здорово-о», – на что Арт откликнулся протяжным «привет», а затем кто-то визгливо затараторил. Мне пора было спускаться, но я никак не могла выловить муху, упавшую откуда-то в мое мерло.
Арт позвал меня, и я, сама себе на удивление, тут же откликнулась. Мой голос прозвучал убедительно и полновесно, жизнерадостно. Я легонько почесала лобик Нат и скользнула вниз по лестнице, с каким-то даже детским задором. Я пошла на голоса из гостиной и увидела мужчину с женщиной, которые сидели по разные стороны серого дивана, как будто балансируя на детских качелях. Оба сидели, навалившись всем телом на высокие мягкие подлокотники, с бокалом вина в руке, словно зеркальное отражение друг друга. Арт завладел их безраздельным вниманием, словно все остальное не имело значения. Они буквально пожирали его глазами.
Появившись на пороге, я как будто прервала брачный танец. На мужчине была рубашка в красно-белую полоску, которая напоминала мне спиральные вывески парикмахерских. Он него веяло молодостью, однако лоб его прорезали глубокие борозды, которые как будто поглощали свет. Женщина смерила меня взглядом всего за долю секунды, пока я переступила порог и подняла ей навстречу бокал. Белое платье на ней так и ослепляло лунным сиянием, переливавшимся в цвет грозовых облаков.
– Нора, милая…
Она встала, затмив собой все вокруг, и я чуть не прикрыла руками глаза. Выглядела она безупречно.
– Я так рада наконец с тобой познакомиться.
Она заключила меня в объятия, неуклюже растопырив локти, будто в форме вешалки-плечика. Я даже ничего не почувствовала. Красная капелька стекла по шее прямо мне на ключицу.
– О, милая, какая жалость, – где тут бумажное полотенце? Кто-нибудь, несите полотенце! – Я промокнула винную капельку пальцем. – Ничего, я сейчас принесу.
Женщина села, и у нее в ногах что-то зашевелилось. Волосики. Кулачки. Четыре ножки в носочках. Она перегнулась через подлокотник и сказала:
– Джаспер, Джорджи. Идите поздоровайтесь.
Из-за дивана высунулись два прекрасных чистеньких личика, сияющих, точь-в-точь, как их мать. Оба улыбнулись, закусив губу, но мальчик тут же отвернулся, любезности в сторону. Ему было лет десять, наверное. Девочка, сильно младше братика, растерянно оглянулась на мать.
Я в полном замешательстве посмотрела на Арта. Он взял меня за руку.
– Нора, познакомься: это Адам и Марго. Няня их продинамила, так что детей пришлось взять заодно.
Я натянуто кивнула. Но чем занять детей? У меня ведь ничего для них нет. Может, принести игрушек Нат, надежно запрятанных на чердаке? Они вообще играют в игрушки? В духе греческой богини я запаслась лишь вином, жирными закусками и сладостями. Я шепнула Арту на ухо:
– Может, сока им принести?
Марго вздохнула и откинулась на спинку стула.
– О детях не переживай. У них все с собой. Они тут не заскучают.
Я глянула на них, и те, как по указке, мгновенно отключились от происходящего в комнате. Джаспер уже выстукивал указательным пальцем по экрану планшета, а Джорджи калякала что-то в раскраске толстым красным карандашиком, зажатым в ручке. Они все схватывали на лету – а я-то с чего растерялась?
Я отправилась на кухню якобы привести себя в порядок, а сама закрылась в тесной кладовке.
Там было прохладно. Темно. И тихо.
Я как-то иначе их себе представляла. Арт мне рассказывал про Адама. Он тоже был писателем в том же издательстве. Арт познакомился с ним примерно через месяц после переезда в Британию, и, хотя они виделись только на книжных презентациях и конференциях, я сразу поняла, что Адам был для Арта «двойником», как бы теневой стороной его личности, с которой он соревновался. В извращенной игре. Арт говорил об Адаме, как о друге, но в его голосе всегда сквозила досада, когда он рассказывал о его успехах, зато, когда у Адама случался застой, Арт тут же упоенно на него набрасывался. Все новости об Адаме он узнавал из уст литературного агента – а воспаленное воображение рисовало ему все остальное. Я тогда предположила, что он будет в точности как Арт, во всяком случае, по характеру. Но вместо этого увидела мужчину, чьи колени высоко торчали над диванными подушками, а ладони с пальцами оплетали руки, словно тающий воск. Он был тонкий, паукообразный, весь ссохшийся и сморщенный – как человечек из креповой бумаги, вот-вот разорвется. Он не произнес ни слова, пока я там была, и знай потягивал вино, поглядывая через плечо на Арта.
А еще у него была семья. Настоящая.
О Марго Арт ничего мне не рассказывал. А когда я входила, он через всю комнату заговорщицки ей подмигнул. Что это было?
В темноте я лизнула палец и протерла ключицу. Ее плотность вернула меня мыслями в комнату, в эту кромешную тьму, осветившуюся разве
