сюда. Все почему-то называли его не Сакаром, а Макаром Чужгановым. Он пытался объяснить, что он не Макар Чужганов, а Захар Ефремов, но его никто не понимал. Он и ефрейтору сказал:
— Я не Макар Чужганов, я — Сакар, Захар Ефремов…
Но ефрейтор озлился:
— Что ты бормочешь непутевое! Я тебе такого Захара покажу, что всю дурь позабудешь!
В подтверждение своих слов ефрейтор показал Сакару кулак.
«Видно, здесь почему-то не любят моего имени», — решил Сакар и после этого уже никого не пытался убеждать, что его зовут не Макар, а Захар. Захар или Макар, не все ли равно?
В конце концов он с большими мучениями научился говорить ефрейтору: «Вы изволите быть господин ефрейтор». Однако на этом его страдания не кончились, самое тяжелое предстояло впереди. Этот ефрейтор бил, но не увечил. Вскоре ему дали чин младшего унтер-офицера и перевели в другой взвод. Захар попал к новому ефрейтору — рослому, черноглазому, со злым волчьим взглядом.
— Макар Чужганов, кто ты? — спросил новый ефрейтор.
Сакар молчал, раздумывая, то ли Макаром назваться, то ли Захаром? Кто его знает, нового ефрейтора, какой ему нужен ответ?..
— Повторяй за мною, — сказал ефрейтор. — Сто двадцать шестого полка пятой роты третьего взвода рядовой Макар Чужганов.
Пока Сакар выучил эти слова, он выплюнул с кровью два своих зуба. А пока зубрил, что «знамя есть священная хоругвь», лишился еще двух зубов.
Зато потом его ожидала радость: ему выдали новенькую винтовку. Блестящая, длинная, таящая в себе еще неизвестную силу, она напоминала Сакару элнетские леса.
Но вместо леса он очутился в товарном вагоне, и его повезли туда, где и в ясный день сверкают молнии и гремит гром…
В окопах — грязь, воняет гнилью. А в солдатском брюхе — вечно пустота. От грязи все тело свербит. Запустишь руку под рубаху, почешешься и поймаешь пару-другую вшей…
Сакар удивлялся, зачем это вдруг их пригнали сюда и засадили в окопы. Теперь он немного понимал по-русски и поэтому спросил лежавшего рядом солдата Ивана Волкова:
— Зачем тут сидим? Кто приказал?
Волков не удивился вопросу и зло ответил:
— Кто! Известно: царь, купцы да генералы…
Иван Волков, питерский рабочий — хороший человек: за все время ни разу не ударил, не обругал Сакара, не то, что другие.
Сакар хотел его расспросить еще кое о чем, н® в это время над ними начала рваться шрапнель. Они забились в укрытие. Час спустя Волкова убило.
Сакар выглянул из окопа, прямо на него шли хорошо одетые, рослые люди в остроконечных касках на головах.
В окопе сзади него кто-то крикнул:
— Огонь!
Сакар привык стрелять по белкам, зайцам, лисицам, волкам, а здесь идут живые люди… Как же стрелять по человеку? Он растерянно затоптался на месте и оглянулся назад.
— Вон куда стреляй! — Фельдфебель толкнул его в затылок.
Сакар стал стрелять в приближающихся к нему людей.
Люди в касках глупее зайцев. Те убегают от выстрела, петляют, а эти лезут прямо на винтовку.
Когда Сакар вогнал в магазин шестую обойму, люди в касках уже бежали обратно, многие из них остались лежать на земле. Атака немцев была отбита.
Но этой же ночью их благородия, господа офицеры, приказали солдатам сложить оружие.
— Мы взяты в плен, — объяснили они солдатам.
Сакар Так и не понял, зачем бросать винтовку, когда осталось еще много патронов. Кто его может взять в плен?
Он не знал, что такое «мешок», и не понимал, что не с его трехлинейкой воевать против пушек, сделанных на заводах Круппа. Сакар с сожалением положил новенькую винтовку и глубоко вздохнул…
Через несколько дней его отвезли в Вестфалию и водворили в огражденный тремя рядами колючей проволоки концентрационный лагерь.
3
Прошел год, как Григорий Петрович оказался в Вологодском централе. Тюремные дни текут медленно, они, как две капли воды, похожи один на другой.
Недавно Григорий Петрович получил весточку от Чачи. Она прислала ответ на письмо, которое он послал ей два «месяца назад.
Из письма Чачи Григорий Петрович узнал, что Ивана Максимовича забрали в солдаты и что вместо него в школе занимается с учениками Зинаида Васильевна. Чачи — работает сторожем при школе. В деревне почти не осталось мужчин, вся работа легла на плечи женщин.
О себе Чачи писала немного. «Зинаида Васильевна учит меня, и я уже могу читать по-русски, но письма написать еще не могу. По-марийски я бы сама написала, да Зинаида Васильевна говорит, что написанное по-марийски письмо тебе не дадут, поэтому от моего имени пишет тебе она сама. Как накоплю денег, приеду к тебе повидаться».
Подписала Чачи письмо сама, своей рукой.
В приписке, которую сделала Зинаида Васильевна в конце письма от себя, она передавала привет Григорию Петровичу и хвалила Чачи: писала, что та учится очень старательно и года через три сможет сдагь экзамен на учительницу.
Это письмо порадовало Григория Петровича, как будто он побывал дома. А больше всего он радовался тому, что Чачи учится.
Снова наступил рождественский пост. Арестанты опять начали протестовать против постной пищи. Однажды вся тюрьма — пятьсот человек — отказалась от обеда. Начальник тюрьмы поехал к губернатору.
— Если они не желают есть, пусть не едят, — ответил губернатор. — На их требования не обращайте внимания, как будто вы их не слышали и ничего о них не знаете. Будут бунтовать, усмирим.
На следующий день арестанты опять не притронулись к пище. Мастеровые не вышли на работу.
А на другое утро, во время проверки, по камерам прошел Меркушев. Отказывающихся от еды он заносил в список, грозил наказанием тем, кто не выйдет на работу. Многие мастеровые в тот день пошли работать.
Пошел в мастерскую и анархист Кузьмин. Но он что-то замешкался в камере и вышел в коридор с чайником, ложкой и пайкой хлеба, когда там уже не было ни одного человека. Кузьмин повернул назад в камеру. Стоявший в конце коридора Меркушев, подумав, что Кузьмин не хочет выходить на работу, приказал силой отвести его в мастерскую. Надзиратели схватили Кузьмина и потащили по коридору.
— Товарищи!.. Убивают!.. Товарищи!.. — закричал Кузьмин.
Услышав его крик, в седьмой камере застучали в дверь. Потом поднялся шум в других камерах, и вскоре по всей тюрьме слышались возмущенные голоса, под ударами кулаков дрожали двери. Кто-то ударил в дверь скамейкой, в одной камере дверь отошла на несколько вершков, оторвался косяк.
Меркушев с револьвером в руках бегал по коридору из конца в конец.
Начальник тюрьмы, вместо того чтобы объяснить арестантам, что никто не
