Я помахал ему ручкой, а он помахал мне. Учитель и ученик...
Графиня наклонилась, чтобы что-то мне сказать, но её перебил резкий шум — Анна рассекла воздух летящей по небу колесницей. Это мгновенно отвлекло внимание Авдеевой от моей персоны и заставило наблюдать за подругой, вытворяющей немыслимые пируэты прямо над нашими головами.
Я смотрел на спутницу, на её подругу, летящую по небу, на выглядывающую с маленькой террасы некромантку, на потерявшего дар речи Габдулина, на испорченного павлина и двух его друзей — Дмитрия и Бориса, на увлечённых общим действом людей и, скорбно давясь от ядовитой ярости, осознавал — я здесь лишний. Меня не должно тут быть, и моё нахождение рядом с ней — лучшее тому подтверждение.
Дама поймала на себе мой взгляд. Она не почувствовала во мне враждебности, хотя должна была, и не почувствовала злобы, сковавшей мои руки, а лишь зачем-то искривилась в странном подобии улыбки, и клыки её, некогда пугающие, показались мне ничуть не страшными.
«Дружище, на днях она разорвала тебя по частям. У вас ничего общего, так зачем ты смотришь на неё? Не надо...»
— Скажи, если бы я родилась в твоём мире и нас бы не разделяла почти что кровная вражда, мы бы могли стать...
В небо выпустили фейерверк. Девушка закончила говорить и с ненасытным любопытством уставилась на меня. Мне хотелось поймать того ловкого стрелка и сломать ему руки, потому что я ничего не расслышал... Но, конечно же, я наверняка знал, о чём она спросила.
— Смотри, там Лоренц. — проговорив это, я повернул девушку немного в сторону и указал на купца, внимательно наблюдавшего за фейерверком. Тот заметил нас и с нескрываемой радостью кивнул. Рядом с ним стоял старик и Разумовский.
— Да, вижу. — разочарованно ответила Авдеева. — Должно быть, скоро мы исполним обещание, и ты вернёшься домой.
— Обязательно. — скомканно сорвалось с моих окаменевших губ.
Вскоре иллюзии закончились. Анна слетела на землю, и её обступили восторженные зрители, сквозь которых безуспешно пытался пробраться Габдулин. Нам же двоим некромантка пригласительно махнула ладошкой, что означало, что мы должны поскорее отыскать Разумовского.
Он нашёлся на том же месте, где мы его оставили — в ресторане. Когда Лоренц увидел нашу пару, он восторженно залепетал:
— Ну вот, можете, когда хотите! — и обглодал рыбную косточку. После него на белом природном узоре не осталось и крохи мяса. - Что ж, я так понимаю, вы готовы исполнить просьбу моего дорогого Алексея?
Старик, сидящий поде этих двоих, подавился вином.
— Что с вами, мой дорогой профессор? Никак, поперёк горла?
Дедуля не осмелился сказать и слова. Его старческие, полузакрытые глаза слезились, как от нарезания лука.
— Да, мы готовы. — Авдеева вышла на передний план. — Вставайте.
Лоренц кивнул и, вытерев лицо тряпочкой, встал из-за стола. Когда старик попытался встать вместе с ним, Гелен сказал ему, что тот останется здесь и мягко, но настойчиво усадил его обратно на стул.
Мы пошли вчетвером. На прощание неуёмный старик обнял Разумовского, а потом, неизвестно с какой целью — меня.
Лишь на подходе к комнате некромантки я почувствовал, как в карман моих брюк добавилась какая-то скомканная бумажка... Почувствовал, как по моей спине пробежал холод.
Глава 26
В комнате, подготовленной к ритуалу призыва, было очень темно. Чтобы ни одна частица света не проникла в помещение, все его окна занавесили тяжёлыми шторами.
Магда осталась стоять за дверью и охранять наш покой. В комнате остались лишь Лоренц, Джулия, Маргарита, Алексей и, конечно же — я, уже видевший, как слуги приветствуют возвращение настоящего императора слезами.
Только вот остальным, отчего-то, было не очень весело — некромантка сосредоточилась на создании заклинания и бормотала полушёпотом невнятные, казалось, весьма страшные вещи, Разумовский будто бы решил, что умирает, и жалко повалился в центр пентаграммы, А Лоренц... А Лоренц как всегда сохранял нейтральное выражение лица, этим и раздражал. О Маргарите говорить особо нечего, да и не хочется по неизвестной мне причине... Стоит лишь сказать, что ей подобное представление тоже пришлось не по вкусу, хотя до этого мне казалось, что она только и мечтала, как от меня избавится и встретится с подлым Юрой.
Некромантка подняла руки к потолку и стала «выплёвывать» режущие слух сочетания букв. Пентаграмму окружил синий огонь.
«Интересно, обмен телами выглядел точно так же? Следов огня на полу, помнится, я в доме травокура не увидел...»
Комнату заволокло дымом. Не едким — больше похожим на туман. Сквозь него ничего не было видно, пожалуй, кроме... Чьих-то горящих красным огнём глаз?
Я отпрянул и столкнулся с Авдеевой. На девушке не было лица.
— Ты видишь то же, что и...
— О духи, светлые и тёмные, не сочтите за низость и соблаговолите одарить нас своим присутствием! — вскрикнула некромантка, упав на колени. — Встретьте нас, как братьев и сестёр своих!
По моему затылку поползла чья-то мягкая рука. Я резко обернулся, но не увидел в дыму ничего подозрительного. Авдеева, похоже, почувствовала то же, что и я, потому что весьма нелепо оградилась от нечисти магическим барьером.
«Кто-то здесь не учил демонологию? Духам не мешает кинетический щит, скорее, наоборот, скопление магической энергии их притягивает»
Графиню облепили с четырёх сторон непонятные, едва замечаемые обычным человеком субстанции. То же произошло и с пентаграммой. Глаза несчастного Лоренца стали походить на облитые маслом угли.
— О духи, помогите сестре вашей, и приведите по зову моему Дженин Орлову, позже Разумовской названной...
Огонь немного приутих, и сквозь его кроткие всполохи в пентаграмме стала просвечиваться тонкая женская фигура. Едва уловимая, и оттого ещё более притягательная. Я замечал её аристократические черты, плавность движений, помноженная на умение духов двигаться, словно поток воды под лёгким ветром, подмечал в ней малейшие детали — она была в платье, белом, но при этом отдающим каким-то пугающим агатовым свечением, и шея её была обвита ангельскими перьями. На голове фигуры сверкал венок из виноградных листьев.
Авдеева перестала держать блокатор. Графиню окружили тени давно умерших людей, и она впала в полубессознательное состояние, характеризующееся уменьшением мозговой активности. Я не мог ей помочь, и её стенания давили на мой привыкший к насилию разум.
Разумовский сжался в размерах, съёжился, как окатанный ледяной водой человек после долгих пыток, и тщетно попытался схватиться за взиравшую на него свысока фигуру. У него ничего не вышло — духи нематериальны. Они лишь образ, и
