Догадавшись о ее затруднениях, к ней подошли три дамы. Всех она знала, их поместья граничили с родовым замком герцогов Лаввет.
Сделав придворный реверанс, старшая из них и по возрасту, и по титулу, маркиза Клерская, услужливо предложила:
– Ваше величество, вы попали в сложную ситуацию, и мы просим вас располагать нами. Мы можем стать вашими фрейлинами в самое ближайшее время. Боюсь, мы не очень хорошо будем справляться с этими довольно сложными обязанностями, нас к ним не готовили, но будем стараться.
Только многолетняя выучка не позволила королеве расплыться в благостной улыбке. Рядом с горюющим принцем это было бы на редкость бестактно. Тихо поблагодарив великодушных дам:
– Это очень своевременно, благодарю вас, – ободряюще предложила принцу: – Если желаете, ваше высочество, мы можем поговорить в моем будуаре. Приходите туда через полчаса.
Он молча поклонился в знак согласия.
Королева ушла. К принцу подошел майордом со своими людьми за приказаниями. Закончив с ними, Юрис пошел на половину королевы, не замечая небрежных поклонов встречных аристократов.
Придворные провожали его кто сочувственными, кто пренебрежительными взглядами. Когда он считался почти наследником престола, пред ним пресмыкались, перед ним заискивали, его дружбы добивались. А теперь он стал никем, ведь все знали, что король Торрен Первый терпеть не может единокровного брата и, скорее всего, опального принца редко будут видеть при дворе.
Королева встретила Юриса уже в траурном наряде. Он оценил и ее деликатность, и приветливый вид. Указав ему на кресло, она села напротив и начала первой:
– Мне очень жаль, что мой супруг не сможет приехать завтра на прощание с отцом…
– Не нужно фальши, ваше величество, – скорбно прервал ее Юрис. – Мы оба знаем, что Торрену до отца нет никакого дела. Я писал ему, что после трагической гибели супруги отец не хочет жить, но он ни разу не навестил его в нашем уединении, чтоб хоть немного подбодрить. – И угрюмо добавил: – Надеюсь, он поступил так, стыдясь гибели ни в чем не повинной королевы.
Илана опасливо взглянула на своих фрейлин. Они сидели у окна, в отдалении, но, тем не менее, разговор до них доносился. Это было неприятно, и она постаралась выбрать нейтральную тему:
– Вы уже распорядились о порядке прощания?
Он подтвердил и задал неприятный для нее вопрос:
– Ваш брак с моим братом подтвержден?
Несмотря на все свое самообладание, Илана залилась стыдливым румянцем и кивнула, не в состоянии говорить на столь щекотливую тему.
– Жаль, – он не кривил душой. – У вас будет тяжелая жизнь. Король не считает нужным придерживаться вековых устоев. И история с Амирель тому пример. Я вообще удивлен, что он нашел для вас время.
Илана вспомнила то время, что король «нашел» для нее, и почувствовала, как краска заливает ей не только щеки, но и шею. Однако она нашла в себе силы сидеть спокойно, гордо развернув плечи.
Юрис проницательно посмотрел на нее.
– Понятно, ничего приятного для вас в первой брачной ночи не было…
– Давайте не будем об этом говорить! – сердито прервала она его. – Неужели вы не понимаете, что это, по меньшей мере, неблагопристойно!
– Извините, – он опомнился. – Но у меня такое чувство, что я говорю сам с собой. Никогда со мной такого не бывало. Мне кажется, что вы понимаете меня с полуслова.
У Иланы дрогнуло сердце, в голове промчалась опасная мысль «ах, если б королем был он», но она тут же ее отогнала. Если б Юрис стал королем, ей его супругой не бывать никогда. Ее, как и всех остальных членов рода Лаввет, ждала бы опала – ведь она была невестой наследного принца. Так что ни к чему терзать себя напрасными измышлениями.
Она давно убедилась, что жить, не надеясь на лучшее, гораздо проще. Ей завидуют те, кто не понимает, что жизнь не то что без любви, а даже без показного уважения гораздо горше, чем нищета. Если б могла, она с удовольствием променяла нелегкую участь королевы на жизнь обычной женщины, не связанной путами этикета и не удрученной откровенным небрежением супруга.
Принц не стал ничего больше говорить, а просто сидел и смотрел на нее. Ей было неудобно, но она не опускала глаза и мягко улыбалась, стараясь безмолвно подбодрить и утешить. Конечно, она могла бы произнести какие-нибудь приличествующие случаю общие фразы, но чувствовала, что они ему не нужны.
Через некоторое время показательно закашляла одна из фрейлин. Глядя на принца, Илана приподняла одну бровь, намекая, что его визит затянулся.
– Насколько я понимаю, аудиенция закончена, – невесело протянул он, поднимаясь, и требовательно протянул руку.
Королева встала тоже, хотя не обязана была этого делать, и подала ему ладонь для прощального поцелуя. Он прижал тыльную сторону к губам и мягко поцеловал. У Иланы перехватило дыхание и неистово забилось сердце. Отчего, она не могла понять.
Ей никогда не целовали руки, ведь она была невестой наследного принца, и теперь это новое ощущение кружило ей голову. Неужели так бывает всегда, когда мужчина просто целует руку женщины? Что-то говорило ей, что нет.
Юрис ушел, а она безвольно упала в кресло и прикрыла глаза ладонью. Какой сегодня тяжелый день! Все смешалось в одну кучу – и первая брачная ночь, больше похожая на изнасилование, и изгнание родных, и отмененное торжество, чему она искренне рада, и печальная весть – смерть старого короля.
Но все это можно было бы пережить, если б не появление Юриса и не его необычное поведение. Она видела его во дворце в свои редкие сюда приезды в те времена, когда была еще беззаботной девочкой и не понимала, какая это мука – стать женой такого человека, как Торрен.
В те времена Юрис не обращал на нее внимания, да и она на него тоже. Она знала, что когда-нибудь он будет ее деверем, но никогда не смотрела на него, как на ровню. Он был сыном чуть ли не простолюдинки, обманом завладевшей троном. Именно так ей всегда внушала мать.
И только в путешествии с Торреном после его коронации она узнала правду. Ей было жаль, что она сторонилась Роветты. Но откуда ей было знать, что все, что ей говорила мать – ложь от начала до конца, когда та и сама не знала правды?
Вспомнив о матери, задумалась – стоит ли хлопотать перед супругом о прощении герцогской семьи? Ей казалось, что это бесполезно. Вот если б он вернул Амирель, можно было бы воспользоваться его благодушным настроением, а так не сделать бы хуже. К тому же ей вовсе не хотелось выслушивать категоричные указания матери, без них жилось и спокойнее, и проще. И, чего скрывать – приятнее.
После известия о смерти короля дворец замер. Лерана Двенадцатого если и не любили, то, в отличие от его свирепого и непредсказуемого старшего сына, помнили как неплохого человека. В храмах по всей стране горели свечи и молились люди, кто поминая добрым словом старого короля, ведь дурными словами покойников не поминают, а кто желая благоденствия новому, поскольку процветание короля неотделимо от процветания страны, и наоборот.
