Любопытно было всматриваться в иные лица, выделявшиеся изтолпы. Прежде всего-сам председатель (хозяин заведения), грубый, неотесанный,тяжеловесный мужчина, который шнырял глазами во все стороны, пока продолжалосьпение, и делая вид, что принимает участие в общем веселье, видел все, чтопроисходит, слышал все, что говорится, а зрение у него было острое и слухчуткий. С ним рядом сидели певцы, с профессиональным равнодушием слушавшиепохвалы всей компании и по очереди прикладывавшиеся к дюжине стаканчиков вискис водой, поднесенных им пылкими поклонниками, чьи физиономии, носившие печатьчуть ли не всех пороков во всех стадиях их развития, неумолимо привлекаливнимание именно своей омерзительностью. Хитрость, жестокость, опьянение былиярко запечатлены на них, а что касается женщин, то иные еще сохранили какую-тосвежесть юности, блекнувшую, казалось, у вас на глазах; другие же окончательноутратили все признаки своего пола и олицетворяли лишь гнусное распутство ипреступность; эти девушки, эти молодые женщины — ни одна из них не перешагнулапорога юности — являли собой, пожалуй, самое печальное зрелище в этомомерзительном вертепе.
Тем временем Феджин, отнюдь не тревожимый серьезнымиразмышлениями, жадно всматривался в лица, по-видимому не находя того, когоискал. Когда ему удалось, наконец, поймать взгляд человека, занимавшегопредседательское место, он осторожно поманил его и вышел из комнаты так жетихо, как и вошел.
— Чем могу служить вам, мистер Феджин? —осведомился председатель, выйдя вслед за ним на площадку. — Не угодно липрисоединиться к нам? Все будут рады, все до единого.
Еврей нетерпеливо покачал головой и шепотом спросил:
— Он здесь?
— Нет, — ответил тот.
— И никаких известий о Барни?
— Никаких, — ответил хозяин «Калек», ибо это былон. — Барни не шелохнется, пока все не утихнет. Будьте уверены, они тамнапали на след, и, если бы он вздумал двинуться с места, их сразу бы накрыли. СБарни ничего плохого не случилось, не то я бы о нем услышал. Бьюсь об заклад,что Барни ведет себя молодцом. О нем можете не беспокоиться.
— А тот будет здесь сегодня? — спросил еврей,снова выразительно подчеркивая местоимение.
— Вы говорите о Монксе? — нерешительно спросилхозяин.
— Тес!.. — зашептал еврей. — Да.
— Конечно, — ответил хозяин, вытаскивая из карманазолотые часы. — Я ждал его раньше. Если вы подождете минут десять, он…
— Нет, нет! — быстро сказал еврей, который какбудто и хотел видеть того, о ком шла речь, и был рад, что его нет. —Передайте ему, что я заходил сюда повидаться с ним; пусть он придет ко мнесегодня вечером. Нет, лучше завтра. Раз его здесь нет, то не поздно будет изавтра.
— Ладно! — отозвался хозяин. — Ещечто-нибудь?
— Ни слова больше, — сказал еврей, спускаясь полестнице.
— Послушайте, — заговорил хриплым шепотом хозяин,перевешиваясь через перила, — сейчас самое время обделать дело! У меняздесь Фил Баркер; так пьян, что любой мальчишка может его сцапать.
— А! Впрочем, для Фила Баркера время еще непришло, — ответил еврей, подняв голову. — Фил должен еще поработать,прежде чем мы позволим себе расстаться с ним. Возвращайтесь-ка, мой милый, ксвоей компании и скажите им, чтобы они веселились… пока живы! Ха-ха-ха!
Трактирщик ответил ему смехом и вернулся к своим гостям. Кактолько еврей остался один, на лице его снова появилось тревожное и озабоченноевыражение. После недолгого раздумья он нанял кабриолет и приказал извозчикуехать в Бетнел-Грин-роуд. За четверть мили до резиденции мистера Сайкса онотпустил извозчика и прошел это короткое расстояние пешком.
— Ну, — пробормотал еврей, стуча в дверь, —если тут ведут какую-то темную игру, то, как вы ни хитры, моя милая, а я у васвсе выпытаю.
Женщина, которую он имел в виду, находилась у себя вкомнате. Феджин потихоньку поднялся по лестнице и без дальнейших церемонийвошел. Девушка была одна; она положила на стол голову с распущенными, сбившимисяволосами.
«Напилась, — хладнокровно подумал еврей, — или,может быть, просто горюет о чем-нибудь».
С этой мыслью он повернулся, чтобы закрыть дверь; шумзаставил девушку встрепенуться. Зорко всматриваясь в его хитрое лицо, онаспросила, нет ли новостей, и выслушала от него сообщение Тоби Крекита. Когдарассказ был закончен, она снова приняла прежнее положение, но не проронила нислова. Она терпеливо отодвинула свечу, раза два лихорадочно меняла позу,шаркала ногами по полу, но не более того.
Пока длилось молчание, еврей с беспокойством озирался,словно желая удостовериться, что нет никаких признаков, указывающих на тайноевозвращение Сайкса. По-видимому, удовлетворенный осмотром, он раза два-трикашлянул и столько же раз пытался завязать разговор, но девушка не обращала нанего никакого внимания, словно перед ней был камень. Наконец, он сделал ещеодну попытку и, потирая руки, спросил самым заискивающим тоном:
— Как вы думаете, моя милая, где теперь Билл?
Девушка невнятно простонала в ответ, что этого она не знает,и по приглушенному всхлипыванию можно было угадать, что она плачет.
— А мальчик? — продолжал еврей, стараясь заглянутьей в лицо. — Бедный ребенок! Его оставили в канаве! Нэнси, подумай только!
— Ребенку лучше там, чем у нас, — сказала девушка,неожиданно подняв голову. — И если только Билл не попадет из-за этого вбеду, я надеюсь, что мальчик лежит мертвый в канаве, и пусть там сгниют егокости.
— Что такое?! — с изумлением воскликнул еврей.
— Да, надеюсь! — ответила девушка, глядя ему вглаза. — Я буду рада, если узнаю, что он убрался с моих глаз и худшееосталось позади. Я не могу выносить его около себя. Стоит мне посмотреть нанего — и я сама себе ненавистна, и вы все мне ненавистны.
— Вздор! — презрительно сказал еврей. — Тыпьяна…
— Вот как! — с горечью воскликнула девушка. —Не ваша вина, если я не пьяная! Будь ваша воля, вы бы всегда меня спаивали — нотолько не сегодня. Сейчас эта привычка вам не по нутру, да?
— Совершенно верно! — злобно ответил еврей. —Не по нутру.
— Ну, так измените ее! — со смехом сказаладевушка.
— Изменить! — крикнул еврей, окончательновыведенный из терпения неожиданным упорством собеседницы и досаднымипроисшествиями этой ночи. — Да, я ее изменю! Слушай меня, девка! Слушайменя — мне достаточно сказать пять слов, чтобы задушить Сайкса, вот так, какесли бы я сдавил сейчас пальцами его бычью шею. Если он вернется, а мальчишкубросит там, если он выкрутится и не доставит мне мальчишки, живого илимертвого, убей его сама, если не хочешь, чтобы он попал в руки Джека Кетча![37] Убей его, как только он войдет в эту комнату, не то — попомнимои слова — будет поздно.
