Бейнс пренебрег своими обязанностями, среди прочего не сообщив, что плотник Камминс заметил землю за день до того, как корабль налетел на скалы.
Судья спросил Чипа:
– Обвиняете ли вы кого-либо из офицеров, кроме лейтенанта, в какой-либо степени соучастия в потере «Вейджера»?[759]
– Нет, сэр, за все это[760] я их оправдываю, – ответил он.
Вскоре настала очередь Балкли. Его тоже допрашивали только о потере «Вейджера». Судья спросил его, почему, до того как корабль сел на мель, он не пытался вместе с другими поставить его на якорь.
– Трос был непригоден, – ответил Балкли.
– У вас есть возражения по поведению капитана или офицеров или по его действиям во всем остальном, что направленно на благо и сохранение корабля и экипажа?
На этот вопрос Балкли уже ответил, опубликовав свой журнал – на его страницах он явно обвинил Чипа в крушении, утверждая, что капитан отказался изменить курс из упрямства и слепого повиновения приказам. Эти недостатки характера, по мнению Балкли, только усугубились в ходе пребывания на острове. Поведение капитана подпитывало хаос, кульминацией которого стало убийство Козенса. Однако теперь, когда Балкли выступал перед тринадцатью судьями, он, казалось, почувствовал в судебном разбирательстве некую фундаментальную неправильность. Ему не предъявили обвинений в мятеже – да и вообще ни в чем. Ему словно предлагали негласную сделку. И вот Балкли, хотя и дал клятву говорить всю правду, да и вообще был не из тех, кто держит язык за зубами, решил кое о чем умолчать.
– Ни одного офицера я не могу ни в чем обвинить, – сказал он.
Так оно и шло. Плотника Камминса, которого считали одним из зачинщиков мятежа, спросили:
– Можете ли вы обвинить капитана или кого-либо из офицеров в пренебрежении сохранностью корабля?
– Нет, – ответил он, умолчав, что однажды прямо назвал Чипа виновником крушения.
Вызвали боцмана Кинга. Среди потерпевших кораблекрушение он был одним из самых непокорных – украл спиртное и офицерскую одежду, даже ударил Чипа. Впрочем, Кингу не было предъявлено ни единого обвинения, его просто спросили:
– У вас есть в чем обвинить вашего капитана… в связи с потерей корабля?
– Нет, капитан вел себя очень хорошо. Мне не в чем обвинить ни его, ни любого другого офицера.
Когда настала очередь Джона Байрона, его не спросили об ужасах, свидетелем которых он стал, – темных деяниях, на которые, как он узнал, способны люди, почитавшиеся джентльменами. После нескольких технических вопросов о работе корабля его отпустили.
Лейтенант Бейнс был единственным, кому вообще предъявили какие-либо обвинения. Он настаивал на том, что не сообщал Чипу о появлении земли, поскольку принял точку на горизонте за облака.
– В противном случае я бы непременно сообщил капитану, – сказал он.
После небольшого перерыва суд возобновил заседание. Судьи вынесли единогласный вердикт. Бумагу передали судье-адвокату, и тот зачитал решение вслух:
– Капитан Дэвид Чип исполнил свой долг и использовал все доступные ему средства, чтобы сохранить корабль Его Величества «Вейджер», вверенный под его командование.
Всех офицеров и членов экипажа, кроме Бейнса, по этому пункту также оправдали. Впрочем, он получил лишь выговор.
Балкли был в восторге от приговора. Он хвастался, что «почетно оправдан»: «В сегодняшнем происшествии мы увидели великую и славную силу Всемогущего, отстаивавшего наше дело и защищавшего нас от несущего нам гибель насилия людей»[761]. Чипа, должно быть, заранее предупредили об ограниченной направленности суда, поскольку он никогда не выдвигал обвинений против Балкли и его людей. Хотя Чипу было отказано в долгожданном возмездии, он также был избавлен от какого-либо наказания. Его даже не лишили заветного капитанского звания.
* * *
Дальнейших разбирательств не проводили – не было вынесено решения о том, виновен ли капитан Чип в убийстве, действительно ли Балкли поднял мятеж, попытался ли убить своего командира. Не было даже слушания о том, виновен ли кто-либо из моряков в дезертирстве или препирательстве с вышестоящим офицером. Британские власти, похоже, не хотели победы версии ни одной из сторон. А для оправдания такого исхода они сослались на неясный аспект закона: поскольку военно-морские инструкции гласили, что после кораблекрушения моряки на борту больше не имеют права на жалованье, предполагалось, что на острове потерпевшие кораблекрушение не подпадают под действие военно-морского законодательства. И все же это была бюрократическая аргументация, названная историком Глиндуром Уильямсом «оговоркой, освобождающей от ответственности»[762], которая откровенно игнорировала дополнение к закону: если моряки могли добывать припасы с затонувшего судна, они продолжали получать жалованье военно-морского флота. Позднее британский контр-адмирал и авторитет в деле «Вейджера» К. Х. Лейман пришел к выводу, что в решении Адмиралтейства не возбуждать дело о явном мятеже был «неприятный привкус оправдания»[763].
Точно узнать, что происходило за кулисами, невозможно, но у Адмиралтейства определенно были причины желать закрытия дела. Выявление и документирование всех неопровержимых фактов произошедшего на острове – мародерства, воровства, убийства – подорвало бы основополагающее утверждение, которым Британская империя пыталась оправдать свое господство над другими народами: а именно, что ее имперские силы, ее цивилизация являются заведомо превосходящими. Что ее офицеры – джентльмены, а не дикари.
Более того, надлежащее судебное разбирательство могло напомнить, что Война за ухо Дженкинса была бедствием – еще одной постыдной главой в долгой и мрачной истории государств, отправивших свои армии на непродуманные военные авантюры. За пять лет до военного трибунала адмирал Вернон, как и планировалось, возглавил массированное нападение британцев силами почти двух сотен кораблей на южноамериканский город Картахена. Но вследствие бесхозяйственности, столкновений между военачальниками и эпидемии желтой лихорадки это предприятие унесло жизни более чем десяти тысяч человек. После 67 дней неудачных попыток захватить город Вернон заявил выжившим, что они «загнаны в западню смерти»[764]. Затем он отдал приказ на унизительное отступление.
Даже экспедиция Ансона во многом обернулась катастрофой. Из почти двух тысяч человек, отправившихся в плавание, погибло более тринадцати сотен – шокирующая смертность даже для такого длительного плавания. И хотя Ансон вернулся с добычей примерно на 400 тысяч фунтов стерлингов, война обошлась налогоплательщикам в четыре миллиона фунтов стерлингов. В одной из британских газет даже были напечатны едкие стихи:
Обдуренные бритты! Много ль смысла,
Сокровище втрое дороже купив, хвалиться?
Разве может оно, попавши к магнатам,
Обнищавшей стране помочь стать богатой?
А коль вспомнить, что его оплатили сторицей,
Что обильных несчастий оно же вина…
И сынов Альбион без числа потерял задарма,
Тотчас болью хвальба обратится[765].
Мало того что британских матросов и юнг отправили на смерть, еще и сама
