война[766], по крайней мере отчасти, зиждилась на обмане. Капитан торгового флота Роберт Дженкинс действительно подвергся нападению испанцев, но это произошло в 1731 году, за восемь лет до начала конфликта. Инцидент изначально не привлек особого внимания. Однако в дальнейшем британские политики и деловые круги вытащили его на свет. Когда Дженкинса в 1738 году вызвали для дачи показаний в Палату общин, широко распространились слухи о том, что он держал ухо в банке с рассолом и произнес пламенную речь о самопожертвовании во славу Британии. И хотя его, безусловно, вызвали для дачи показаний, стенограммы того, что произошло, не существует, и некоторые историки предполагают, что в то время он находился за пределами страны.
У британских политических и экономических кругов были свои мотивы для войны. Хотя британским купцам повсеместно запрещалось торговать в контролируемых Испанией портах Латинской Америки, они нашли зловещий способ туда проникнуть. В 1713 году Британская компания Южных морей получила от Испании так называемое «королевское согласие», или «асьенто», – лицензию на продажу почти пяти тысяч африканцев в год в качестве рабов в испанских латиноамериканских колониях. Благодаря этому отвратительному новому соглашению британские купцы смогли использовать свои корабли для контрабанды таких товаров, как сахар и шерсть. Поскольку испанцы все чаще принимали ответные меры и захватывали суда с запрещенными товарами, британские купцы и их политические союзники начали искать предлог, чтобы сплотить общественность для войны за расширение британских колониальных владений и торговых монополий. Ну а «басня об ухе Дженкинса»[767], как позже назвал ее Эдмунд Берк, служила отличным оправданием. (Историк Дэвид Олусога отметил, что неподобающие аспекты происхождения войны были в значительной степени «вычеркнуты из основного повествования британской истории»[768].)
Ко времени трибунала по «Вейджеру» зашедшая в тупик Война за ухо Дженкинса уже превратилась в другую, более масштабную – известную как война за австрийское наследство. Теперь за господство боролись все европейские державы. В течение следующих нескольких десятилетий британские морские победы превратят маленькое островное государство в империю, обладающую морским превосходством, которое поэт Джеймс Томсон назвал «глубинной империей»[769]. К началу 1900-х годов Великобритания станет крупнейшей империей в истории, она распространит свое влияние на более чем 400 миллионов человек и четверть поверхности земной суши. Однако тогда, в 1746 году, правительство было озабочено сохранением общественной поддержки после стольких ужасных потерь.
Мятеж, в особенности в военное время, представляет столь серьезную угрозу существующему строю, что зачастую факт восстания замалчивают. Так, в Первую мировую французские военнослужащие в различных подразделениях на Западном фронте отказались воевать. Однако в официальном правительственном отчете инцидент назван просто «беспорядками и восстановлением морального духа»[770]. Военные архивы были засекречены в течение полувека, и только в 1967 году во Франции опубликовали авторитетный отчет.
Официальное расследование дела «Вейджера» закрыли навсегда. Показания Чипа с подробным изложением его обвинений в конечном счете исчезли из материалов военно-морского трибунала. А беспорядки на острове Вейджер стали, по словам Глиндура Уильямса, «мятежом, которого никогда не было»[771].
Глава двадцать шестая
Победившая версия
В спорах вокруг дела «Вейджера» остался позабыт еще один мятеж, свидетелями которого были самые последние из добравшихся домой потерпевшие кораблекрушение[772]. Спустя три месяца после военного трибунала трое давно пропавших без вести членов экипажа из группы Балкли, в том числе гардемарин Исаак Моррис, чудом прибыли на корабле в Портсмут.
Прошло более четырех лет с тех пор, как они вместе с небольшой группой высадились со «Спидуэлла» на побережье Патагонии, чтобы пополнить запасы продовольствия, но так и не смогли вернуться на корабль. Балкли и другие выжившие на борту лодки рассказали свою версию случившегося: бурное море и сломанный руль не позволили подойти к берегу. После того как команда Балкли отправила на берег бочку с оружием и боеприпасами и записку с объяснением, Моррис и его спутники, видя, как уплывает «Спидуэлл», опустились на колени. Позже Моррис назвал дезертирство товарищей «актом величайшей жестокости»[773]. В ту пору в группу Морриса входили еще семь человек. Они были потерпевшими кораблекрушение уже восемь месяцев, а в тот момент, как писал Моррис, оказались в «дикой пустынной части мира, измотанные, больные и лишенные провизии»[774].
Четверо из них погибли, но Моррис и трое других цеплялись за жизнь. Они попытались добраться до Буэнос-Айреса, расположенного в нескольких сотнях километров к северу, но в изнеможении сдались. Однажды после восьми месяцев блужданий в глуши Моррис увидел скачущих к нему всадников: «Я не представлял себе ничего, кроме приближающейся смерти, и готовился встретить ее со всей решимостью, на которую был способен»[775]. Вместо нападения его тепло встретила группа патагонцев. «Эти люди отнеслись к нам очень гуманно: зарезали для нас лошадь, разожгли костер и зажарили ее часть, – вспоминал Моррис. – Они дали каждому из нас по куску старого одеяла прикрыть наготу».
Потерпевших кораблекрушение переводили из одной деревни в другую, часто они месяцами оставались на одном месте. А в мае 1744 года, через два с половиной года после того, как их бросил «Спидуэлл», трое моряков благополучно добрались до столицы – только для того, чтобы испанцы взяли их в плен. Под стражей их продержали более года. Наконец испанцы позволили бедолагам вернуться домой и в качестве пленных перевезли в Испанию на 66-пушечном военном корабле под командованием дона Хосе Писарро, офицера, некогда преследовавшего эскадру Ансона. Помимо экипажа из почти пятисот человек, на борту находились одиннадцать туземцев, в том числе вождь Орельяна, которого продали в рабство и заставили работать на корабле.
Сохранилось очень мало свидетельств, подробно описывающих жизнь обращенных в рабство людей, а те, что есть, искажены восприятием европейцев. Согласно наиболее подробному рассказу, основанному на показаниях очевидца Морриса и его товарищей по несчастью, туземцы происходили из племени, обитавшего в непосредственной близости от Буэнос-Айреса, которое долгое время сопротивлялось колонизации. Примерно за три месяца до возращения Писарро на родину туземцев захватили испанские солдаты. На корабле их, как сказано в отчете, «варварски третировали»[776].
Однажды Орельяне приказали взобраться на мачту. Когда он отказался, офицер избивал его до тех пор, пока тот не потерял сознание от кропотери. В отчете говорилось, что офицеры неоднократно избивали вождя и его людей «самым жестоким образом, по малейшему поводу и часто только для того, чтобы продемонстрировать свое превосходство»[777].
На третью ночь плавания Моррис был внизу, когда услышал шум, доносившийся с палубы. Один из его товарищей подумал, что это упала мачта, и бросился вверх по лестнице. Когда он вышел, кто-то ударил его по затылку, и он упал, ударившись о палубу.
