Книга Кого не взяли на небо - Клим Мглин

"Мама" сидела с руками и ногами, связанными пластиковой лентой, перед работающим монитором, и её прекрасно очерченные губы склеивала полоса канцелярского скотча.

Длинным индейским носом она нажимала на клавишу пробела, останавливая и отматывая видео, когда интересующий её кусок фильма заканчивался.

Слегка раскосые глаза выражали восторг и ужас.

На видео, кое длилось ровно четыре секунды, голая Лещавая с торчащими крупными сосками на плоской мальчишеской груди и перемотанным бинтами пузом, четыре раза стреляла из автоматического пистолета, от бедра и не целясь, а лишь немного смещая ствол при каждом последующем выстреле.

Результат её стрельбы лежал сейчас у полукруглой стены: четыре тела, заботливо укрытые сине-жёлтым полотнищем.

Я подошёл к американке.

— Может, хочешь пить, писать или стоит попросить Барона зациклить запись, чтобы поберечь твой прелестный носик?

Офицер молчала, хлопая длинными ресницами и наблюдая в сотый раз сцену убийства.

Подошёл Исидиси и, одарив меня укоряющим взглядом, рванул полоску скотча со рта полковника. Ютта Аулин набрала полные лёгкие воздуха, открыла рот, но мы ничего не узнали ни про наших родителей, ни что скоро случится с нашими задницами, ибо узнать это помешало дуло моего пистолета, которое полковник обхватила своими алыми губками и зажмурилась в ожидании.

— Ютта, — я попытался звучать как можно дружелюбней, — Ты же офицер, полковником в Америке стать нелегко, тем более девчонке, сбежавшей из резервации. Полагаюсь на твоё понимание происходящего и на врождённую мудрость твоего народа, который кое-что смыслил в постижении истинной реальности. Мне же от тебя сейчас нужно лишь полное понимание реальности относительной — то бишь ситуации в которой все мы оказались. Обладаешь ли ты им?

Её зажмуренные глаза немного приоткрылись, я слегка подвигал стволом пистолета, который крепко сжимали женские губы. Она подняла вверх глаза и в её карих очах я прочёл готовность к сотрудничеству. Я потянул пистолет к себе и Ютта неохотно разжала губы.

— Для начала я развяжу тебя, мы немного посидим, глубоко подышим, после чего ты сможешь выбрать свой статус? Ок?

— Нечего рассиживаться, посидим, когда выберемся отсюда, я согласна быть хорошей девочкой, — голос Ютты слегка подрагивал, русскую речь искажал англосакский акцент, выдавая сильное волнение полковника, — Давайте уносить отсюда свои задницы.

Исидиси перерезал стяжку на её руках и ногах, и полковник поморщилась, разминая затёкшие конечности.

— Я знаю, что вас тревожит Кортни, но всплеск моего неконтролируемого возмущения уже угас, я весьма воодушевлена способностями ваших бойцов, которые наглядно продемонстрировала мне вот эта раненная девочка.

Взгляд полковника обратился к Лещавой, где и залип, оглаживая её стриженную головёнку и затвердевшие от холода соски. Исидиси слегка пнул отмёрзшего офицера.

— Так, вот, — очнулась Ютта, — Я и моя Кортни вполне готовы к сотрудничеству, которое несомненно сулит нам всем дальнейшие взаимовыгодные перспективы, но обсудим это позже, а сейчас давайте уже валить отсюда, ибо, как правильно заметил сержант, я своей индейской жопой чувствую приближение чего-то, блядь, нехорошего. Валим отсюда, как говорится, по-русски, ко всем херам и немедленно.

Трабл пристально посмотрел на неё а затем кивнул мне. Этого было достаточно.

Полукруглое помещение, последний оплот последних защитников базы и их могила, наполнилось движением.

Упырь и Исидиси собирали патроны и гранаты для всех, мы с Юттой занимались тем же, но исключительно для робота, Барон что-то неистово отбивал на клавиатуре единственного работающего компьютера, а Трабл упаковывал Лещавую в усовершенствованную им самим конструкцию боевого рюкзака-переноски.

Лещавая выглядела намного лучше, и хотя её ноги по неизвестной пока причине напрочь парализовало, боец была вполне опасна, что и наглядно доказала некоторое время назад. Она хищно скалилась, пока Горе затягивал на её хрупком тельце многочисленные ремешки. Теперь, при желании, она могла собственными силами и без посторонней помощи, легко переворачиваться на сто восемьдесят градусов, а значит моя задница обзавелась недюжей огневой мощью.

— Mom, how long can I stay here? These two primitive fuckers tell each other bawdy jokes and make fun of my pipes. A little more and I will kill them, — вдруг раздался женский голос с явными нотками разражения и нетерпения.

(перевод: Мама, как долго я могу здесь оставаться? Эти два примитивных ублюдка рассказывают друг другу непристойные анекдоты и смеются над моими стволами. Еще немного, и я их убью.)

— And by the way, I heard everything, — продолжала Кортни. — Of course, I do not agree with the status of a traitor, but I did not like that eternally drunk old man at all. And I immediately liked this shaggy giant. I want to go with the Russians.

(перевод: И, кстати, я все слышала. Я, конечно, не согласна со статусом предателя, но мне совершенно не нравился этот вечно пьяный старик. А вот этот лохматый великан мне сразу понравился. Я хочу поехать с русскими.)

— Открывай, — бросил я Барону, весьма растроганный словосочетанием «shaggy giant».

Я нацепил лямки и зафиксировал ремни боевого сидения Лещавой, и мы, сопровождаемые Упырём и Юттой, направились к бронестеклу, чтобы встретить робота. Мы уже почти что вышли за пределы разъехавшихся в разные стороны стеклянных дверей, как вдруг те снова пришли в движение и быстро сомкнулись прямо перед нашими носами. Упырь зашипел, отпрянув, Лещавая моментально поймала в прицел лысую макушку Барона, но стрелять на этот раз не торопилась.

— Чё за... — вопросила полковник, но шпион отмахнулся от её вопроса, как сжигаемый заживо еретик от протянутого к его губам креста.

— Сюда быстрее, — Барон тыкал в монитор жирным пальцем, его слюнявый рот открылся, нижняя губа мелко подёргивалась.

Мы сгрудились возле толстяка камуфлированной кучей, и уставились на экран.

* * *

Провал тоннеля, прежде наполненный чернильными сгустками мглы, сейчас клубился плотным, подсвеченным изнутри, белым туманом.

Там, в тумане, что-то двигалось.

Что-то шло прямо на трёх боевых роботов, неспешно хрустя крылышками павшей саранчи.

Ужас, плывущий впереди этого нечто, проник сквозь экран монитора, заставил наши глаза слезиться, пробежал по позвоночникам ледяными ознобами. Слова слиплись в комок, залепив глотки клейкой массой отчаяния.

— О, великий Маниту, — прошептала Ютта Аулин, вглядываясь в изображение на экране.

Её пальцы, сжимающие спинку бароновского кресла, побелели от напряжения.

Фигура, вышедшая из тумана, человеком не являлась.

Мрачная скульптура, будто сошедшая с пьедестала надгробия, пробуждала в памяти образы скорбных горгулий, охраняющих фасады готических соборов. Высокое существо куталось в кусок материи, походящей на римскую тогу. Ткань охватывала узкие бёдра,