стремятся к нему, бывают жестоко обмануты.
— Я знаю это, государь, и если моё счастье будет не полно, я жаловаться не стану. У меня не будет поводов жаловаться и жалеть себя.
— Вы весёлого темперамента. Это хорошо, — заметил король. — Я родился под злосчастной звездой и от рождения отличаюсь меланхолическим настроением. Вы тоже хорошо переносите ваши невзгоды, — прибавил он, обращаясь к полковнику Тильдеслею.
— Я стараюсь не терять мужества, государь, хотя временами мне бывает очень тяжело. Впрочем, я уверен, что в конце концов всё будет хорошо.
— Завидую вашей уверенности, — сказал Иаков. — Завтра я еду в монастырь Ла-Трапп и беру Вальтера с собой. Он, впрочем, скоро вернётся.
— Но бракосочетание всё-таки придётся отложить, — заметила королева.
— Это не важно, ваше величество. Кроме того, неудобно было бы назначить день свадьбы в отсутствии короля, — воскликнула Беатриса.
— Благодарю вас, — сказал Иаков, которому это, видимо, было приятно. — А теперь всё улажено, и я должен проститься с вами.
С этими словами он поднёс руку Беатрисы к своим губам и вышел из комнаты.
Вальтер получил приказание выбрать из королевской свиты двух лиц, которые могли бы сопровождать короля с тем условием, чтоб безропотно подчиняться всем строгостям монастырской службы.
Откланявшись королю, он поспешил в сад к Беатрисе, но им не удалось остаться наедине: принц, увидев их, подбежал к ним и не покидал их ни на минуту.
XX. Монастырь Ла-Трапп и его настоятель
Вечером зашёл к Вальтеру полковник Барклей и, узнав, что он едет с королём в монастырь Ла-Трапп, спросил его, знает ли он историю аббата де Ранси.
— Если не знаете, я могу вам рассказать. Это довольно любопытно. Лет двадцать тому назад, — начал полковник, — граф Арман де Ранси считался красивейшим мужчиной в Париже. Он вёл весёлый и рассеянный образ жизни. Будучи страстным игроком, он, однако, проигрывал очень редко, дрался несколько раз на дуэли, но ни разу не был ранен. Вы легко поймёте, что у прекрасного пола он имел огромный успех. Но женщины жаловались на его непостоянство. Говорили и, кажется, не без оснований, что он был верен только одной женщине.
Но у графа Армана де Ранси были и хорошие качества, о которых нельзя умолчать. Он был очень добр и благороден и старался всегда избегать ссор, несмотря на то, что отлично владел оружием. Хотя он играл всегда весьма счастливо, но никто не смел и подумать, чтобы тут была какая-нибудь нечестность с его стороны. Он бегло говорил на нескольких языках — мне самому случалось говорить с ним по-английски, великолепно танцевал, изумительно ездил верхом и отличался замечательным остроумием.
— А теперь он превратился в настоятеля монастыря Ла-Трапп? — спросил Вальтер.
— Да, но теперь он страшно постарел и переменился, как вы увидите сами.
— Вы сказали, что, как гласила молва, он был верен одной только женщине. Кто же эта женщина? — спросил Вальтер.
— Это прекрасная герцогиня Монбазонская. Я знавал её лично. Никогда не приходилось мне встречать более прелестного создания. Мягкие голубые глаза, золотистые косы, стан, достойный самой Венеры. Арманд де Ранси безумно влюбился в неё, она также разделяла его чувства. Оба казались созданными друг для друга. Им нужно было только встретиться раньше, пока между ними не воздвиглась ещё преграда.
— А герцог был ревнив? — спросил Вальтер. — Мне кажется, что французская знать редко обращает внимание на поведение своих жён.
— Герцог был ревнив, но старался всеми силами скрывать свою ревность, чтобы не сделаться смешным. Наоборот, зная наверняка, что герцогиня ему неверна, — он старался быть в самых дружеских отношениях с её любовником.
В те времена, к которым относится мой рассказ, герцог жил в Сен-Жерменском предместье. Апартаменты супругов были в разных половинах дома, и муж почти не посещал жену. Арманд имел свой ключ от потайной двери, которая выходила на скрытую лестницу, и таким образом мог навещать герцогиню, когда ему было угодно. Он ничего не боялся и не принимал никаких мер предосторожности.
С тех пор, как граф Арманд стал посещать герцогиню, он не пропускал ни одного дня. Но вот однажды по какому-то важному делу он должен был уехать из Парижа на целую неделю. Он едва имел силы оторваться от неё и оставил её всю в слезах.
— Приезжайте опять как можно скорее. Я живу только для вас, — сказала она ему на прощанье.
— Я явлюсь к вам сейчас же, как только мне удастся вернуться, — отвечал он.
Во время своего отсутствия из Парижа он не получал писем от герцогини и сам не писал ей. Но от этого его страсть только усиливалась.
Вечером на седьмой день после отъезда граф де Ранси вернулся в Париж, и не наводя никаких справок, бросился к дому герцогини; горя нетерпением, он отпер потайную дверь и стал подниматься по узкой лестнице, которая вела в её комнаты. Когда он достиг её двери, им овладел какой-то безотчётный страх. Одну минуту он хотел было вернуться назад, но, поборов чувство страха, вошёл в комнату. В ней никого не было, пуста была и соседняя, слабо освещённая гостиная.
Дверь в будуар герцогини была полуоткрыта, и в ней светился огонь. Арманд быстро распахнул дверь и оцепенел от ужаса.
На смертном одре, окружённая свечами, лежала герцогиня. Её неподвижные черты продолжали сохранять бесподобную красоту, которой она отличалась при жизни.
Граф, овладев собою, подошёл к покойнице, поцеловал её в лоб и замертво упал у гроба.
С этого времени Арманд де Ранси стал другим человеком и строгим покаянием и умерщвлением своей плоти искупает грехи своей прежней жизни.
— Любопытно будет посмотреть на него, — сказал Вальтер. — А о судьбе прелестной герцогини Монбазон вам ничего неизвестно?
— Говорили, что она была отравлена герцогом, но это осталось недоказанным. Так как граф де Ранси сейчас же после её смерти удалился в монастырь, то мало-помалу об этом происшествии перестали и говорить. В настоящее время Арманд де Ранси — самый замечательный человек в своём монастыре, куда удалилось немало и якобитов. Так, сэр Томас Станлей сделался там отшельником. Возможно, что в конце концов и я сам стану монахом.
— Вы! — с изумлением вскричал Вальтер.
— Да. Я устал от мира и чувствую разочарование в нём.
— Не делайте такого шага, не обдумав его хорошенько,
