с другом не шелохнутся: «Кто вы, мадам, собственно, такая, чтобы мы вставали?» Ну чистой воды хамство.
Проглотила Кримхильда обиду, пришла к себе, убивается, ни стыда, ни совести у людей. Вассалы, видя, расстройство чувств у королевы, принялись расспрашивать, а ей того и надо. Обливается слезами, выкладывает, какое ей бургунды оскорбление нанесли. Рыцари разгневались за свою королеву, говорят, не печалься, ночью мы их убьем. Только вот не суждено их планам было сбыться, хоть ломились они изо всех сил в зал, где спали гости, Хаген с товарищами смертоубийства не допустили. На следующий день бургунды явились на пир в кольчугах, от греха подальше. Этцель смотрит на странное одеяние, дивится: «Вы чего напялили на себя? Или может нам не доверяете». Хаген, видя, внимание Кримхильды, отвечает королю: «Ни в коем случае, это у нас мода. Следуем трендам». Этцеля ответ устроил.
Развлекается аристократия. То покушают, то состязание поглядят, и снова по кругу. Веселье ключом бьет. Как вдруг, пыль столбом, влетает на всех парах всадник. Красивый, лихой, нарядный. Гунн. Спешил просто. А один из бургундов заявляет товарищам: «Планирую его убить. Не могу упустить удобный случай». Гюнтер забияку одергивает, мол, зачем, человек, считай, просто мимо проходил. К тому же Этцель обидится. А бургунд упорствует: «Хочу Кримхильду побесить». И убил гунна. Публика напряглась. Воины зашумели. А бургунды ряды сплотили, снова подбородки вперед. Кримхильду, поведение гостей огорчило. Не только Кримхильду, даже Этцель нахмурил бровь. Конфликт с трудом погасили. Решили, что с этих бургундов взять? Приехали со своего загнивающего Запада, никаких манер. Праздник со скрипом, но продолжается. А Кримхильда, взяла за локоток Бледеля, деверя, науськивает на гостей потихоньку. Говорит, убей ты их, Христа ради, они меня обижали, сейчас вас начнут, задави ты эту гадость в зародыше. Бледель сомневается, как-никак, бургунды под защитой Этцеля, нельзя же против брата идти. Не по-людски, объясняет. Королева ему титулы, богатство, земли обещает. Деверь уши то развесил, согласился.
Тем временем, Этцель шуринам сыном хвастается, рассказывает: «Хочу определить наследника к Хагену в кадеты, для обучения и мужания». Привели мальчишку, а Хаген: «Экий он у вас бледный, да болезный растет. Сдается мне, помрет не сегодня, завтра». Этцель ошалело переводит взгляд на королей-бургундов, те руками разводят, дескать, вообще бессильны, вот такой он у нас дурачок.
А Бледель с дружиной в соседнем зале бургундов на дуэль вызывает. Те поначалу не хотели, реагировали вяло, но, подумав, согласились. Один из них, Данкварт, как встал из-за стола, как убил Бледеля. Гунны ринулись мстить. Бургунды ринулись защищаться. Перебили все всех. Остался только этот Данкварт. Выбегает из зала. А там еще гунны, видят — чужак, еще и весь в крови. Ясно-понятно, дело пахнет керосином, тоже бросились на него. Тот, расчищая себе путь мечом, таки, прорвался в VIP зал. Короли и прочая элита смотрят –лохматый, грязный, кровью заляпанный, просят объясниться. Данкварт жалуется: «Знал бы, не приехал бы. Они нас там совершенно беспочвенно убивают». Хаген вскочил, вынул меч и в возмущении отрубил голову шестилетнему Ортлибу. У Этцеля кататонический ступор, а братья-короли пытаются увещевать обезумевшего Хагена. Куда уж там, рубит всем подряд, все, что на пути попадается. Остальные его товарищи к нему присоединились. Гюнтер видит, ну, объективно, далеко зашло, отступать некуда, тоже начинает убивать всех налево-направо, за ним Гернот, Гизельхер. Пошло мочилово.
Этцель в полной прострации, Кримхильда мужа за рукав тянет, мол, выбираться надо. А как? Обратилась к Дитриху Бернскому: «Видите, король недееспособен. Дайте защиту. Выведите нас из кровавой мясорубки». Дитрих то тоже был немножко поражен развитием банкета, но стряхнув оцепенение, зычным голосом потребовал гуманитарный коридор. Под прикрытием щитов королевскую чету эвакуировали. Стоят на улице, не знают, как быть. В замке резня.
Вассал Этцеля, датчанин Иринг, не выдерживает накала страстей и с криком «Эгегей!» бежит со своими людьми в замок. Где их благополучно убивают. Со следующим вассалом и дружиной происходит то же самое. Братья-короли зовут Этцеля на переговоры, ну чего вы, говорят, в самом деле? Обиделись что ли? Пошалили немного, поразмялись. Вообще-то наших тоже нехило поубивали. Давайте, предлагают, жить дружно. Мы ж так-то парни неплохие, добрые. Этцель им не верит: «Ага, добрые. У меня от вашей доброты половина страны на том свете, половина в слезах. Да пошли бы вы… добрые». Братья не сдаются. Гизельхер взывает к Кримхильде, мол, ты же моя любимая сестра, я же тебя берег, в вату заворачивал. Она в ответ: «А помните, братец, двадцать пять лет назад с вашего попустительства меня бедной вдовой сделали? Нет? А я помню». Переговоры зашли в тупик. Тем более, еще одного витязя с дружиной вынесли. Кримхильда сердится: «Ну, все! Харэ! Никаких вассалов не напасешься» Приказывает запереть двери зала снаружи и поджечь. Бургунды, те, кто остался в живых, страдают, кричат, просят их выпустить, пить, говорят, хотим. Гунны не внемлют. Ждут, когда гости перемрут. А гости даже не собираются этого делать и пьют кровь погибших. Утром гунны заходят в зал, а эти там сидят, живехонькие. Опять все по новой начинать.
На стоны и плач, которые слышно уже далеко вокруг, приезжает маркграф Рюдигер. Заехал узнать, зачем шумят, увидел происходящий кошмар, сам заплакал. Кримхильда его по плечику гладит и напоминает, Рюдигер обещал протекторат. Маркграф пуще прежнего расстраивается: «Помилуйте, матушка, да как же я с бургундами буду сражаться, если они мне друзья, а один и вовсе зять?» Кримхильда руки на груди сложила, смотрит на Рюдигера свысока, отвечает: «А я не знаю. Вы мне клятву давали, что будете защищать, когда уговаривали замуж за Этцеля выйти. Решайте как-то этот вопрос». Ничего не остается Рюдигеру, как взять доспехи, своих верных бехларенцев и идти биться с бургундами. Те же, когда прибывшего увидали, сначала возрадовались. Он их с небес на землю то спустил, обрисовал ситуацию. Сидят бехларенцы с бургундами, вздыхают, вот ведь как жизнь повернулась, ничего не поделать. Долго маркграф в бою держался, но и он погиб. От последнего удара, поверженного им, Гернота. Гизельхер увидев, что брат пал, совершенно озверел и истребил оставшихся бехларенцев, до единого.
Дитрих же Бернский, глядя на масштаб трагедии, хоть и не был врагом бургундам, тоже счел необходимым вмешаться, чтобы положить конец. Взял своих бернцев, дядюшку любимого, Хильдебранда, пошел помогать гуннам. Но и бернцев одолели бургунды, пусть и цену уплатили высокую — потеряли Гизельхера. Что и говорить, почти всех потеряли. Остались лишь Гюнтер, да Хаген. Остается самому Дитриху идти. Просит он у дядюшки слова напутственного, Хильдебранд ему говорит:
