то в порез могли попасть всякие микробы. Птицы переносят болезни, к тому же это плохая примета.
– Не беспокойся. Это мне не повезло, а не тебе.
Анина открыла шкатулку. Содержимое сверкало, словно леденцы.
– Я помню ее. Когда я была маленькой, ты разрешала мне играть с украшениями.
– Это на меня не похоже.
– Ну хорошо, ты разрешала помогать тебе их чистить. Помнишь?
– А вот это уже ближе к истине. Заставлять маленьких лодырей работать, чтобы они не шалили.
– Ты самые обычные домашние дела превращала в веселье.
– Неужели со мной было весело? – усмехнулась Матильда.
– Иногда. – Анина закрыла шкатулку и взглянула на Матильду.
– В чем дело?
– У тебя есть мазь, или перекись, или еще что-то? Я не успокоюсь, пока ты не приложишь что-нибудь к этой ране.
– Madonne[27]. – Матильда отодвинула стул от стола и направилась в гостевую ванную. – Это всего лишь царапина.
– Это рана, – крикнула ей вслед Анина. – Я бы погуглила, но ты украла мой телефон.
Матильда открыла аптечку, хранившуюся под раковиной. Она тщательно вымыла руки и нанесла на порез тонкий слой антисептика. Прижала сверху марлевую салфетку, чтобы лекарство впиталось.
– Все, я вылечилась. – Матильда вернулась к столу.
– Grazie mille[28]. – Анина осторожно вынула из шкатулки отсеки и разложила их на столе. – Так что там с птицей? Как именно это случилось?
– А какая разница? Мы же не можем заявить на нее в полицию.
– Птица была одна или целая стая?
– Одна. Я понимаю, к чему ты клонишь. В этом видится какой-то знак. Боюсь, я не знаю, какой именно. Мать разбиралась в приметах. Она всегда говорила, что если птица садится на окно и заглядывает в дом, то кто-то в этом доме умрет.
– А что бы она сказала о птице, которая без всякой причины средь бела дня нападает на невинную женщину?
– Понятия не имею.
– Можно спросить у strega[29], – предложила Анина.
– Ни одной из тех, кого я знала в этом городе, нет в живых, – призналась Матильда.
– Мама может знать кого-нибудь в Лукке.
– Мы не будем обзванивать Лукку в поисках ведьмы.
– Я просто предложила. – Анина достала из шкатулки кольцо и примерила его.
– Все это ерунда, – заверила ее Матильда, хотя сама уверенности не чувствовала. Вот что самое отвратительное в старости: когда нуждаешься в советах, тебе уже некому позвонить. – Кофе остывает. Как насчет штруделя di mele?
– Я не могу.
– Это же твой любимый.
Анина похлопала себя по плоскому упругому животу:
– Мне нужно влезть в свадебное платье.
– Ты собираешься надеть одно из этих?.. – Матильда не смогла скрыть разочарования.
– У меня не будет огромной юбки. Не хочу выглядеть как bombolone[30] в день своей свадьбы.
– И вместо этого наденешь что-то облегающее, как у ведущей телевикторины, и все будет вываливаться наружу.
– Ничего у меня вываливаться не будет. Есть масса способов этого избежать. – Анина поднесла к свету платиновую брошь с бантом из крошечных синих сапфиров.
– У священника найдется что сказать по этому поводу.
– Он уже сказал. Мы с Паоло ходили на подготовительную встречу. Я показала дону Винченцо фотографию платья. Он счел его прекрасным.
– Существуют правила. В церкви невеста должна находиться с покрытыми головой и руками. И никакой груди.
– Но у меня есть грудь.
– Скромность. Оставаться покрытой – это признак самоуважения. Сохранять что-то только для себя и своего мужа.
– Не понимаю, о чем ты.
– Слишком поздно тебе объяснять.
– А это важно?
– Наверное, нет. – Матильда улыбнулась. Большинство вещей, которые были важны для нее, для других ровным счетом ничего не значили. У Матильды не было права выражать недовольство, но она помнила времена, когда слушали старших. – Анина, надевай что хочешь. Главное, чтобы ты была счастлива.
По крайней мере, Анина собиралась венчаться в церкви. Большинство знакомых Матильды женили внуков в городском парке или на пляже без единого упоминания о Боге. Все, что они получали, – босоногую невесту, солнечные ожоги и теплое просекко в бумажном стаканчике.
– Ты помнишь, какой сегодня день?
– День, когда ты попросила меня прийти и выбрать украшение для свадьбы. – Анина положила брошь обратно в бархатный мешочек. – Семейная традиция Кабрелли. Твоя бабушка подарила украшение тебе, чтобы ты надела его в день свадьбы, твоя мать – моей матери, теперь очередь за тобой.
– А еще у меня день рождения.
– Нет. – Анина положила руки на стол и на мгновение задумалась. – Точно! Прости, пожалуйста! Buon compleanno! – Она встала и поцеловала Матильду в здоровую щеку. – Я не совсем забыла. Вчера еще помнила, просто утром вылетело из головы. Я должна была привезти тебе подарок!
– Так ты привезла. Фрукты, кстати, надо съедать сразу. Идеальный подарок для восьмидесятиоднолетней женщины, если, конечно, я не умру, прежде чем они испортятся.
– Прости, Nonna. У меня всегда все наперекосяк, когда дело касается тебя.
– Неправда. Мне просто хотелось бы видеть тебя чаще, но это не упрек.
– Когда кто-то говорит «это не упрек», это всегда упрек.
– Ты поэтому редко ко мне приходишь? Я чересчур придирчива?
– Ну да. – Анина попыталась сдержать улыбку. – Честно? Я просто ужасно занята.
– Чем?
– Подготовкой к свадьбе. – Внучка всплеснула руками, изображая отчаяние.
– В твои годы я уже вела отцовские счета.
– Я собираюсь подменить Орсолу, когда она уйдет в декрет.
– Прекрасно. Когда не будешь занята с клиентами, старайся проводить больше времени с дедом в мастерской. Настоящая работа именно там. Учись у него ремеслу, развивай свои творческие способности.
– Давай посмотрим, как я справлюсь с обязанностями Орсолы, а потом уже поговорим о моих творческих способностях.
– У тебя будет хорошая возможность, не упускай ее. Тебе стоит подумать о карьере.
– Сначала я хочу заняться нашим с Паоло домом. Научиться печь штрудель, покрасить стены. Вырастить сад.
– У тебя должно быть какое-то дело, кроме выращивания руколы. В жизни всякое случается, вдруг придется содержать семью. Для этого понадобятся деньги.
– Меня не волнуют деньги, – отмахнулась Анина. – Мы можем поговорить о чем-нибудь другом? Я надеялась, мы просто хорошо проведем время.
В тот же момент Анине стало стыдно. Конечно, бабушка старалась. Готовилась к этому особому визиту и планировала его до деталей. Она потянулась к Матильде и нежно погладила ее по руке.
– Спасибо, что ты все это для меня делаешь. Я не знаю, что выбрать. Поможешь мне? – Анина принялась рассматривать маленький золотой церковный медальон.
– Это чудотворный медальон.
– Он твой?
– Он принадлежал моей матери. Раньше я знала его значение. Сейчас не могу вспомнить. Вспомню, когда будет уже неважно. Все-таки старость – это отвратительно.
– Должно же быть что-то хорошее в старости.
– Рукава[31], – немного подумав, сказала Матильда.
Анина засмеялась.
Матильда взяла в руки другой медальон, святой Лючии:
– А вот с ним связана целая история. Он тоже принадлежал матери.
– Расскажи как-нибудь.
Анина достала из шкатулки маленький мешочек. На ладонь ей выпал рубин огранки Перуцци[32] весом в один карат, похожий на крошечную красную каплю.
– Ух ты!
– Это рубин Сперанцы. Дед утверждал, что его друг из Венеции – лучший огранщик в Италии. Если хочешь, можешь сделать что-нибудь из этого камня.
Анина положила рубин обратно в мешочек.
– Я уже и так намучилась
