сиял снег, так ярко зеленела трава, что казались эти вершины похожими на шкуру леопарда. Это был Алтай. Облака медленно двигались, разбиваясь о вершины, и тогда, клубясь, рождались новые облака. И вдруг показалось Баю, что не облака, а горы движутся прямо на него — две горы, одна на другой, и на верхней горе торчат лопасти мельничных колес. Дурным предчувствием сжалось сердце Бая, но не свернул он своего коня с тропы и отважно поехал навстречу движущимся горам. Подъехал Бай поближе и увидел: то, что принял он за верхнюю гору, оказалось великаном Джолоем, а то, что он принял за лопасти мельничных колес, оказалось усами Джолоя, а нижняя гора оказалась конем Джолоя.
— Кто ты, белоколпачный раб? — крикнул великан, и земля задрожала под копытами коня Бая.
Ничего не ответил на это оскорбление старый Бай и продолжал свой путь, не обращая внимания на Джолоя. Тогда великан обнажил свой меч и одним ударом заколол коня Бая, а седовласого седока связал и приторочил к своему седлу.
Когда великан Джолой прибыл в становище тыргаутов, несколько воинов выбежало к нему навстречу, кланяясь до земли и восклицая:
— О могучий Джолой, крепость Железной Столицы! Благословение семидесятиголового драконоподобного бронзового Будды на темени твоем! Ты полонил Манаса, о котором написано в «Книге Смен», и за такой подвиг возвеличит хан ханов твое имя!
Но смятение охватило тыргаутов, когда оказалось, что не Манас, а дряхлый киргизский воин приторочен к луке Джолоева седла. Поднялся гул, и в нем различил Джолой голоса насмешки. Тогда, разъяренный стыдом и жаждой мести, Джолой закричал:
— Слушайте, мои драконы! Закопайте этого старика живым в землю, ибо он киргиз! Соберите восьмитысячную рать, и я поведу ее на Манаса, ибо не должно быть свободного киргиза на лице вселенной!
Бросив старого Бая в пасть песчаной земли, стали тыргауты собираться в поход. Желание полонить Манаса так торопило их, что они забыли засыпать землей яму, в которую был брошен старый Бай. Тыргаутское войско повел великан Джолой. Впереди возвышались на конях самые сильные, позади — самые опытные, по бокам — самые храбрые, а самые трусливые — в середине, чтобы трудно им было бежать. Поскакали тыргауты по узким алтайским трапам и спустились в котловину, в которой ослепительно и влажно сияли высокие травы, а над приозерными камышами летали дикие утки.
Здесь во главе с Манасом охотились сорок юношей-воинов. Они спускали борзых собак и ловчих птиц, упражнялись в стрельбе и так веселились, что даже взрослые джигиты из кочевья Джакыпа, даже двадцатипятилетние пожелали к ним присоединиться. Всех охотников набралось восемьдесят человек. Один из джигитов, рослый и румяный, сказал:
— Нам нужно избрать себе хана. Того, кто зарежет своего коня и накормит всех нас его мясом, мы объявим своим ханом.
Эти слова рассердили Чубака. Он насупил упрямые брови и крикнул:
— Мы давно уже избрали своим ханом Манаса, а другого нам не нужно!
Услышав это, взрослые джигиты стали уговаривать друг друга пожертвовать своим конем, но все они были слишком скупы. Тогда Манас подошел к своему сверстнику, дорогому светлосаврасому коню, и, роняя слезы на его белую гриву, воскликнул:
— Зарежьте Светлосаврасого!
Но слезы Манаса расстроили Миндибая, который недавно был мальчиком, а теперь стал стройным джигитом. Он сказал:
— Светлосаврасый — бесподобный конь, но он слишком тощ, мясо его не накормит нас всех. Зарежем сивую трехлетку, на которой сижу я: она принадлежит Манасу.
Так сказав, Миндибай спешился, а Манас подскакал к нему, обнял его одной рукой, а другой обнажил свой меч и одним ударом свалил сивую трехлетку. Тогда джигиты подняли Манаса на белом войлоке и провозгласили его своим ханом, и, эхом отдаваясь в вышине, загремела в горной котловине воинская клятва:
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Ты, святая густая трава,
Нашим свидетелем будь!
Ты, беспредельная синева,
Нашим свидетелем будь!
Ты, вода животворных рек,
Нашим свидетелем будь!
Зверь, и птица, и человек,
Нашим свидетелем будь!
Клятву Манасу дает боец:
«Нашей силы, наших сердец
Ты, Манас, владетелем будь!
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Произнеся слова клятвы, юноши поочередно подходили к Манасу и целовали перед его взором свои обнаженные мечи. Воодушевление охватило их, и они, позабыв погасить блеск мечей в темных ножнах, вскочили на коней, чтобы в буйной скачке дать остыть пламени своих сердец.
В это время на краю котловины показалось восьмитысячное войско Джолоя. Увидев Манаса и его восемьдесят джигитов, летящих навстречу войску с обнаженными мечами, тыргауты решили, что это — передовой отряд огромной киргизской рати. Трепет прошел по их рядам, и самые храбрые и сильные первыми пустились в бегство, топча на своем пути слабых и трусливых. Напрасно Джолой пытался повернуть войско лицом к Манасу: увидев львиный лик и звездные очи Манаса, Джолой не посмел противостать ему и сам повернул своего коня вслед за бегущими.
Манас, охваченный яростью и ликованием, решил преследовать тыргаутов, чтобы настичь их и убить Джолоя, но Чубак ухватился за повод его коня и сказал:
— Нас восемьдесят, а тыргаутов восемь тысяч. Они опомнятся, и стыд бегства удвоит их силы. Остановись, Манас! Еще не пришло время твоей битвы с Джолоем.
Понял Манас, что Чубак говорит правду, и приказал юношам возвратиться в аул. Когда джигиты приблизились к кочевью, к ним навстречу вышли седобородые старейшины родов и поздравили их с победой. Кольчуга одного из старейшин была покрыта тяжелым слоем песка; песок набился в отвороты его белой шапки, прилип к его измученному лицу. Это был согбенный годами Бай, бежавший из плена, когда воины Джолоя пошли в поход на Манаса.
Поклонился Бай старейшинам родов и сказал так:
— Целые сутки провел я в земле, брошенный в нее заживо. Было у меня время для раздумья. Китай могуч и необъятен, а мы слабы и разрозненны. Наступит день, когда ханы из дома Чингиза превратят наших сыновей в сирот, а наших жен сделают вдовами. Нельзя нам жить так, как мы жили доселе. Если соединить нас, киргизов, наберется до трехсот тысяч воинов. Надо нам избрать хана из тех мужей, что в дни мира сумеют охранить рубеж родной земли, а в дни войны сумеют взглянуть в лицо врагу, а в дни опасности уподобятся буре и сровняют врага с пылью.
— Разве не истина слово Бая? — сказал сход старейшин и порешил: быть по его слову.
Стали перебирать имена удалых богатырей и мудрых стариков, но так как каждый желал стать ханом, то
