тебя. Я буду держать их вот так, чтобы ты видел, что тебе ничего не угрожает. Мы будем ждать твою маму, да, Тони? Молодец! Смотри на меня, пожалуйста. А теперь я медленно опущу свою правую руку и дотронусь до тебя. Я могу дотронуться до тебя?
Тони ожидаемо конвульсивно отдернулся, но после вытянул свою рученьку навстречу Полине. Она мягко, медленно, палец за пальцем, обхватила его запястье, не отводя от него взгляда.
— Спасибо! Ты молодец! Я хочу помочь тебе, Тони. Что здесь произошло? Что напугало тебя?
Тони снова перестал моргать.
Альберт всё это время стоял с повисшей незажженной сигаретой во рту, которую он забыл зажечь на слове «мама». Мама… Свою маму Тони видел два года назад — в последний раз, за несколько минут до того, как она под чем-то чрезвычайно забористым вышла в открытое окно на пятнадцатом этаже.
«Ничего не выйдет. Полина, конечно, старается, но ничего не выйдет. Этот…»
Мысли Альберта оборвал плач. Плач, переходящий в визг — это плакал Тони, к которому к тому же вернулся дар человеческой членораздельной речи.
— Его нет! Его больше нет! Эта тварь убила его!
— Кто? О ком ты говоришь? — Альберт, пораженный заговорившим Тони, даже не подумал об осторожности — чтобы не задавать ему слишком много вопросов. — Это была женщина?
— Нет! Не женщина! Я её не видел! Её видел Рыжий! А я видел эту тварь, что убила, его, там у чердака!
— Почему эта тварь не убила тебя?
— Я не знаю… Я не знаю!
Тони снова забился в угол, пытаясь лицом уйти в стену. Альберт понял, что больше никакой информации не будет.
— Хватит. Всё, пойдем!
Он повел Полину дальше на этажи.
— Ему и правда нужна помощь, — Полина с укоризной смотрела на Альберта.
— Хрен с ним… Надо искать Диану!
— О какой твари он говорил?
— Может быть о себе?.. Он в неадеквате. Мы даже примерно не можем предоставить, что у него там в башке происходит.
Практически у всех квартир в доме отсутствовали двери. Альберт быстро заходил туда, где была возможность зайти, проверял, прислушиваясь, по пути к последнему этажу, к чердаку. Стояла какая-то расслабленная, не напряжённая тишина, и даже не верилось, что здесь только что могла произойти драма.
Всё так же в тишине они увидели тонкую дорожку из кровавых капель, которая шла по последнему пролету лестницы, наверх. Полина смотрела на эту дорожку и понимала, что ни к какому добру она не приведет. Капли скоро привели к огромной кровавой луже, растекшейся по полу площадки пятого этажа. В центре лужи лежал Рыжий. Частями. Его просто разорвало на куски какой-то неведомой силой. Это было бы похоже на взрыв, если бы не оставшиеся целыми, пусть и забрызганные кровью, стекла в окне, в паре метров от него.
Альберт смотрел на весь этот запредельный звездец, стараясь быть собранным и соображая, как ему действовать. Здесь, на пятом этаже были всего две квартиры. Из одной слышался какой-то шорох, монотонный шелест, и Альберт, стараясь не наступить в кровь, пошел туда вместе с Полиной.
Разорванное тело, теперь черные после пожара стены, разлагающийся хлам, грязь, ужасный запах — всё это проплывало мимо внимания Полины, особо не задерживаясь. То, что она увидела в помещении, которое когда-то служило гостиной, было для неё гораздо важнее. У стены сидела Диана Либерт и обломком ржавого ножа и ногтями выцарапывала на ней портрет.
— Диана!
Диана обернулась, не отрывая измазанных осыпающейся штукатуркой и кровью рук от портрета. Альберт почувствовал то, что не испытывал очень давно — чувство ужаса, отрывающее сердце. Это чувство ужаса вызывало лицо Дианы — это было лицо счастливой женщины. Казалось, что она была абсолютно в себе.
— Полина! Как я рада тебя видеть! Правда, он прекрасен? — Диана поцеловала портрет и прижалась к нему щекой.
Полина же, кусая губы, стояла оторопев. Что касается портрета, то ни дать ни взять он и правда был прекрасен. Сложно было подобрать слова, чтобы описать красоту того, кто был на нем представлен, и эта красота читалась, даже будучи изображенной таким необычным способом.
— Я так люблю его! — продолжала Диана улыбаясь. — Скоро он вернется, и мы будем снова вместе! И мы уже никогда не расстанемся. Никогда! Я хочу… Я хочу рассказать тебе одну историю, Полина. Когда-то в детстве я узнала о том, что если найти четырехлистный клевер, то будешь счастливым… Однажды, гуляя, я нашла поляну с клевером и у меня появилась мысль… даже нет, не мысль, чувство… уверенность в том, что вот сейчас я найду этот волшебный, необыкновенный цветок. И мне даже не пришлось искать его — я просто присела, опустила руку и между моих пальцев я сразу увидела его. Представляешь? Он вырос для меня! Он ждал меня, чтобы сделать счастливой! Я аккуратно его сорвала и хранила долгие годы. Он был не такой как все. Что это — быть не таким как все? Уродство ли это или дар божий?! Но потом… Ты знаешь, что случилось с ним?
— Что случилось с ним, Диана?
Полина спросила так, словно они с Дианой мирно беседовали за чашечкой чая в кафешантане. Альберт пока только молча слушал этот диалог, потихоньку подбираясь рукой к висящей у пояса кобуре, на всякий случай.
— Его уничтожили! Раздавили, растоптали! Это сделали те, кто втянул меня в свою жизнь. Они лишили меня счастья!.. Но он вернулся, Полина, он вернулся! И теперь всё-всё будет по-другому! Мой родной, мой любимый… Мой милый мальчик… Я чувствую, что он уже здесь!.. Кто это рядом с тобой, Полина?
— Это мой… друг.
— Он твой друг… Ты его друг… Вот и любите друг друга! Это так прекрасно!
Мальчик, однако, не заставил себя долго ждать — из стены, через портрет, стала сочиться какая-то маслянистая темная жижа, стена лопнула, как созревший гнойник, из нее вывалились огромные серые блестящие щупальца, и запахло отработанной солярой. Щупальца без тела, без начала и конца, извивались, тёрлись, как кошка о ноги Дианы. Диана, улыбаясь, гладила их своими убитыми руками с остатками ногтей, и шептала:
— Мой милый, мой хороший… ты пришёл… Я знала, что ты придешь…
Альберт уже не чувствовал ужаса. Он думал только о том, как успокоить свою руку, чтобы она не дрожала перед тем, как он будет стрелять в эту извивающуюся хрень.
Щупальца замерли и через секунду выросли стеной перед Альбертом. Он медленно поднял перед собой пистолет.
Вначале было слово:
— Опусти ствол, Легран.
А потом пошли метаморфозы: щупальца трещали электричеством, вздувались,
