впечатлениями о пришедшем госте.
Дом состоял из двух комнат и кухни. Помимо семьи Марии, с ними проживали ещё родители её мужа. На стуле я увидел аккуратно повешенную школьную форму третьего ребёнка. В комнатах всё очень просто, было видно, что это люди не высокого достатка, но во время нашего общения ни она, ни её пришедший позже супруг Хосе не жаловались на тяжёлую жизнь. Напротив, они говорили, что совсем неплохо живут, хвалили своих детей и гордились родителями. Рассказывали мне о своих работе и увлечениях. Мы говорили обо всём, не затрагивая лишь темы политики. Общение было открытым и приятным.
За разговорами я и не заметил, как Мария приготовила обед из купленных мной продуктов. Она спросила меня, может ли она пригласить к столу всю семью, чему я, конечно же, был очень рад. Это был большой семейный обед, где все дружно и неспешно общались, ели вкуснейшие и нехитрые блюда, приготовленные по традиционным рецептами. Много смеялись над сказанным мной невпопад и тем, как стариков передразнивали малыши. И я не чувствовал себя за этим столом незваным гостем. Наоборот, все присутствующие старались оказать мне знаки гостеприимства.
Эта атмосфера возвращала меня в далёкое детство колымских бараков. Туда, где, как и в Гаване до сих пор, не запирали двери и искренне были рады гостям, и зашедший в дом сидел за столом как старый знакомый. Дети играли всем двором и, если дрались, то стенка на стенку, защищая своих. Туда, где читали по очереди новую книгу и искренне радовались успехам знакомых и не очень тебе людей. Да и вообще, мы тогда не знали, что такое чужой человек, все беды и радости были общими…
Когда пришло время покидать гостеприимный дом, меня провожали как давнишнего знакомого или родного человека. Дети вручили мне специально нарисованную для меня «картину». На обрывке газетного листа они изобразили много человеческих фигур, с протянутыми к солнцу руками, а старший в верхнем углу аккуратно, каллиграфически написал: «Гавана». Мария протянула мне на память бережно свёрнутый в лист той же газеты маленький флаг Кубы. Она наотрез отказалась взять у меня деньги, и я украдкой положил их под скатерть. Я знал, что они им очень нужны.
Впереди была длинная, бессонная ночь. Я сидел на каменной скамье бульвара Прадо, всюду слышалась музыка, парочки кружились в сальсе, торговцы предлагали незатейливые сувениры и нелегальные сигары, попрошайки просили на выпивку, дамы древнейшей профессии предлагали себя, но я не замечал всего этого. Все мои мысли были о произошедшем днём знакомстве, об услышанном и увиденном там, за акварелью экскурсионных мест и картинок буклетов, в доме настоящих граждан Острова свободы! Я увидел там другой мир совсем не похожих на меня людей. Но почему-то именно тогда, сидя на скамье под миллиардами звёзд, я осознал, что попал в мир моего детства. И поймал себя на грустной мысли, что ощущение это пришло ко мне за тридевять земель от родной Колымы. Сложно сейчас найти там повод и место для погружения в детство.
Мигель нашёл меня утром с чашкой кофе на той же скамейке, мимо проходили люди, я молча наслаждался густым и ароматным напитком, а он пускал дым сигары, зажмурившись в лучах раннего солнца. «Я знал, что ты изменишься. В следующий раз съезди ко мне на родину, в Сантьяго-де-Куба, там отличный ром и замечательные люди», — сказал он. Я поблагодарил его за всё, мы попрощались. Его ждал очередной рабочий день, а меня в полдень — вылет в Москву.
В долгом полёте над Атлантикой мне не давала покоя одна мысль: где мы свернули не туда, что могло так изменить людей, откуда появилась в нас эта зависть, леность, жадность?! Шоры от чужих бед?! За какой дверью остались те мы, открытые, добрые и честные? А может, это розовые детские очки воспоминаний, и не было на Колыме таких людей, как в Гаване? А как же мой отец, и те, кто встречался мне по жизни и стали для меня примером?! Что позволило кубинцам сохранить то, чем мы, северяне, гордились и в какой-то момент потеряли? Я возвращался в заброшенный край земли, край закрытых посёлков с пустыми глазницами домов, стоящих в безмолвной, леденящей тишине. К людям, отчаянно топящим свою жизнь в стакане и винящим в своих неудачах всех подряд. В Гаване я тоже видел отчаянно пьющих людей, но, похоже, они не пропили душу… С усталостью навалилась дремота, и я опять сидел с Мигелем, привыкая к терпкому дыму его сигары, Хосе и Мария были тоже рядом, мы спорили, как поделить курицу на семь частей и громко над этим смеялись. В мгновение всё оборвалось, стюардесса с милой улыбкой настойчиво просила пристегнуть ремень, самолёт уже шёл на посадку. А я хотел вернуться туда, где, как мне казалось, осталось мое детство.
Исцеляющая магия леса
Сквозь стёкла рабочего окна мир снова предстаёт в грязно-серых тонах, и нависшие свинцовые тучи, пытаясь раздавить всё мчащееся под собой, лишь усугубляют это настроение. Сигналы машин, вечно спешащие куда-то люди, всё как в броуновском движении — стремительно и хаотично. После плотного рабочего периода внутри поселилась усталость, безразличие ко всему и раздражение почти ко всем. Ловлю себя на мысли, что от этого и душа окрашивается в различные оттенки серого. В таком состоянии долго находиться нельзя, требуется отдых и отрешение от всего. Возможно ли в суете повседневных дел, средь какофонии сиюминутных проблем остаться один на один со своими мыслями? Поговорить с собой, ответить на вопросы, давно засевшие занозой в голове? Порой таких вопросов становится слишком много, и приходит ощущение беспомощности, невозможности противостоять вызовам, уготованным нам на жизненном пути. Каждому из нас необходимо хоть изредка остановиться и понять происходящее, и каждому это удаётся по-своему. Я ухожу в место силы, которое носит короткое, но очень емкоё название — «Лес». Один, с ружьём или попросту по ягоды и грибы. И это не побег от людей в одиночество, это путь к себе, к осмыслению всего того, что на первый взгляд неправильно, несправедливо. Путь от душевной пустоты к ясности мыслей. Возможность понять поступки других, разглядеть в них себя. Сколько радости и умиротворения приносит мне время, проведённое в лесу! Под шелест листьев, треск углей у костра или дробь капель дождя по палатке так легко собраться с мыслями и обдумать свои вчерашние шаги или слова невпопад, вспомнить всё то, что так хотел навсегда забыть.
