еси, Костя Но/воторженин!
160. Приво(ра)чивай карапь да ко крутой горы!
Уш ты ой еси, Потанюшка Хроменькой!
Ты выскакивай-ко-се на крут берек<г>!»
Тут выс(ка)кивал Потанюшка на крут берек<г>.
Выходили дружья́-братья на крут берек<г>,
165. И пошли-де на гору Сарацынскую
Ишше к чюдному кресту они помолитисе.
А идут они на гору-ту Сарацынс(к)ую:
И лежыт голова богатырьская.
А идёт-де веть Васька, голову попиныват.
170. Говорыт тут голова дак богатырьская:
«Уш ты ой еси, Василей и сын ты Буславьевиць!
Не пинай голову ты; не ругайсе же:
Ишше был я богатырь-от — не твоя чета,
Не твоя был чета я, не твоя верста, —
175. Я умею лежать на горы на Сарачинское,
А тебе же, Василей, нонь то же́ буде́т!
Я тягалса с саратиной* долгополою,
Я тягалсэ-боролсэ да ровно три года;
А и тут же саратинушка* она перехитрила,
180. А и тут же саратинушка она перемудрила:
Накопала перекопоф глубокиех;
Ишше перв-от перекоп конь перескоцил,
Да и фторой-от перекоп конь у мня перескоцил,
А и ф третьём-то перекопи конь обрюшылсэ;
185. Тут сняла саратина у мня буйну голову!»
Ишше етому Василей-от не поваровал:
Он идёт, голову пушше попи́ныват.
Как сходили ко кресту они, помолилисе,
Помолилисе, назать они обратилисе.
190. А ф полу-то горы Сарацынское
И очу́дилса ноне сер-горюч камень:
А не обойдёш камня, не объедёш же.
А в вышину-ту-де камень да три сажени же.
Говорыт тут Василей да сын Буславьевиць:
195. «Ты скаци-ка, Фома Толстокожевникоф!»
А скоцил-де Фома, дак он да перескоцил.
Да скакал-де веть Костя Новоторженин[9].
Говорыт-то Василей сын Буславьевич:
«Мне-ка жалко Потанюшки Хроменького,
200. У Потанюшки ножецьки коротеньки!»
Как скоцил-де Потанюшка, перескоцил.
Как скоцил-де Василей-от сын Буславьевичь, —
Высоко камень от земли дак прызнимаицсэ:
Ишше падал Василей на сер горюць камень —
205. Он скипел-де, сгорел на сер-горюцём камне.
И ишше тут по Васильи славы поют,
А славы-де поют — да старину скажут.
Тут заплакала дружынушка его хоробрая.
И пошли-де они и на черлен карапь —
210. Отвалили-де за морё за синеё...
И пришли они к матушки родимое,
Говорили они да таковы слова:
«Ты чесна вдова Омельфа Тимофеёвна!
Що осталось твоё чадышко любимоё
215. А на той же на горы на Сарачынское —
А скипело-згорело на сером камне!..»
Тут заплакала Омельфа Тимофеёвна:
«Говорыла своему чядышку любимому:
”Не ходи-ко-се, Василей, за синё море́ —
220. Потеряш ты, Василей, и буйну голову!..”»
308. Наезд на богатырскую заставу и бой Подсокольника с Ильей Муромцем
(См. напев № 3)
На горах, горах дак было на высокиих,
Не на шоломя было окатистых
Там стоял-де ноне да тонкой бел шатёр.
Во шатри-то удаленьки добры молоццы:
5. Во-первых-то стары казак Илья Муромец,
Во-фторых Добрынюшка Микитиць млад,
Во-третьих-то Олёшенька Поповиць-от.
Эх стояли на заставы они на крепкое,
Стерегли-берегли они красен Киев-грат,
10. Стояли за веру християнскую,
Стояли за церкви фсё за Божии,
Как стояли за чесныя манастыри.
К(ак) по утрыцьку было по ранному,
А на заре-то было на ранноютренной
15. А-й как выходит стары казак из бела шатра.
Он смотрел-де во трубочьку подзорную
На фсе же на четыре кругом стороны.
Он завидял-де́: во поли не дым стоит, —
Кабы едёт удалой да доброй молодець.
20. Он прямо-де едёт ф красен Киеф-грат,
А не приворяциват на заставу на крепкую.
Он едёт молодець дак потешаецьсе:
Он востро копьё мецёть да по поднебесьё (так),
Он одной рукой мецёт, другой схватыват.
25. А впереди его бежыт да два серы волка,
Два серых бежит волка да серы выжлока;
А на правом плеци сидел да млад есён сокол,
На левом плеци сидел да млад бел кречет.
А заходил стары казак во бел шатёр,
30. Говорыт-то стары казак таковы слова:
«Уш вы ой еси, удалы вы добрыя молоццы!
Уш що же вы спите́ да що вы думаите́?
Да наехал на нас супостат велик,
Супостат-де велик да доброй молодець.
35. Он прямо-де едёт ф красен Киеф-грат.
А не приво(ра)циват на заставу на крепкую!»
Ото сну-де рибятушка пробужалисе,
Ключавою водою они умывалисе,
Они белым полотенцом да ю/тиралисе,
40. Они господу Богу помолилисе,
А посылали Олёшеньку Поповиця.
Как выходит Олёшенька и/з бела шатра,
Засвистел он коня да ис чиста поля:
А бежыт его конь, дак мать земля дрожыт.
45. Как крутешенько Олёшенька седлал коня,
Он седлал-де, уздал да коня доброго:
Он накладывал уздиценьку тесмянную;
Он накладывал седёлышко черкальскоё;
Он двенаццэть пот(п)руг дак шолку белого,
50. Ишше белого шолку ша/махиньского;
Он тринаццату потпругу — це/рез хребетну кось, —
А не ради басы, дак ради крепости,
Ишше ради окрепы дак богатырское,
Ишше ради поески дак молодецкое:
55. А не оставил бы конь дак на чистом поле
Ишше черным-то воронам на пограеньё,
Ишше серыем волкам на потарзаньи,
Только видели, молодець на коня скоцил,
А не видели поески да богатырьское, —
60. Только видели: ф поли курева стоит.
А выежжал-то Олёшенька на чисто полё,
Он завидял молочьчя-то во чистом поли.
А ревел-то Олёшенька по-звериному,
Засвистел-то Олёша по-соловьиному,
65. Зашыпел-то Олёша по-змеиному:
А кабы едёт от-молодец, не огляницсе.
Как подумал Олёшенька Попович-от:
«А кабы едёт молодец-от — не / моя чета,
Не моя едет чета да не моя верста!»
70. Повернул он коня да ко белу шатру,
Приежжает Олёшенька ко белу шатру, —
А стречает стары казак Илья Муромец.
Говорит тут Олёшенька / Поповиць-от:
«Уш ты ой еси, стары казак, Илья Муромец!
75. Кабы едёт богатырь
