кушать хочешь, — завелась Ветка.
— Я убить тебя хочу! Они бы вызвали сейчас ментов…
— Не вызывали ни разу.
— Ни разу! Я тебя задушу сейчас, вот этими руками! — Жека задыхался от злости, дорогу не понимал, ехал на автомате. Ветка выпучила глаза и поспешно перебралась на заднее сиденье. Зажалась там и замерла. — Чёрт! Чёрт! Чёрт! Чёрт! — забил он запястьями по рулю, пытаясь выплеснуть наружу свернувшуюся в голове тугую боль. Вены лопались в мозгах, или что там лопается? Ехать дальше он не мог. Выскочил из машины, — Дура! Дура! Сейчас я тебя сдам куда надо! В психушку!
— Нет, нет, нет, нет, — начала стонать Ветка и как-то странно дёргаться.
— Да, да, да! — орал на неё на всю дорогу, походил туда-сюда, пытаясь успокоиться, но не помогло. Огромный колючий комок злобы раздирал его, — В психушку! — гаркнул он в салон. И увидел.
Ветка скрипела и извивалась, её колотило как от страшного холода, взбулындывало всю и трясло. Сквозь слёзы и удушье она пыталась ещё что-то говорить. Жека испугался, бросился на сиденье и сжал её в руках.
— Тихо, тихо, никуда не сдам, всё-всё, успокойся, — колотило её сильно, Жека не мог удержать, — всё, всё, — говорил ей тихонько, гладя по голове, по плечу, вытирая щёки, — я просто очень расстроился, не сдам, никуда.
Ветка стала затихать. Её ещё била дрожь, но это уже не было так страшно. Почти совсем успокоившись, она заснула, продолжая всхлипывать и вздрагивать. На этот раз забытьё было долгим. Жека сам устал, иногда проваливался в какую- то бездну, иногда дремал, слыша всё вокруг. Затекла рука, но он держал Веточку, боялся шевельнуться, боялся, что она не отдохнёт как следует и её скрутит снова, боялся этого страха.
Он очнулся, почувствовав прикосновение взгляда, открыл глаза. Веточка смотрела на него с каким- то обожанием и влюблённостью. Смутилась и ткнулась носом в плечо.
— У тебя красивые глаза.
— И у тебя красивые, — искренне сказал Жека.
— Правда, ведь мы похожи?! — встрепенулась Ветка.
— Есть что-то.
— Но я больше похожа на маму, а ты на папу.
— Или наоборот.
— Нет, мне все говорят, что я похожа на маму. А ты — на папу, я видела.
— Наверное, — Жека закрыл глаза. Ему никто не говорил, что он похож на отца.
Веточка замолчала. И молчала, пока он не зашевелился.
— Спи, — прошептала она, — я тебя посторожу.
Ему почему-то стало смешно.
— Какая ты глупая!
— Глупая, — согласилась Веточка.
— Ехать надо, поздно уже.
— Жень, я хочу спросить, ты не будешь ругаться? Пожалуйста!
— Что ещё? — насторожился Евгений.
— Я вот, — она достала из кармана какие-то кулёчки, — Выбросить теперь?
— Что это?
— Ну, я там взяла, в магазине. Украла. Выбросить?
В Жеке боролись совесть с принципом и голодный желудок.
— Ладно уж, давай сюда. Нельзя еду выбрасывать, — нашёл он компромисс.
Ветка обрадовалась и выгребла ещё какие-то брикеты и даже маленький пак сока.
— Ну, ты даёшь.
— Я с кассы схвачу что-нибудь и побегу. Они заберут и отпустят, а в карманы не смотрят. Я — хитрая! Мама тоже сильно ругалась, — спохватилась Ветка, — я иногда так делала, редко-редко.
— Зачем с кассы-то?
— Так думают — что дура ходит, ничего не купила. Говорят, покажи карманы. А если украду на виду… И вот…
— Понятно. Ешь сама-то.
Всю оставшуюся дорогу Веточка ехала молча. То ли выдохлась, то ли переживала. Смотрела прямо на дорогу, иногда косилась на Евгения. Обычная девчонка, очень даже симпатичная, с каким-то внутренним светом, обаянием. Чаще бывают или слишком отточенные, или (ещё чаще) бесцветные. Может быть, ему приснилось всё? Или у него с этим треклятым проектом крыша съехала, и он всё воспринимал в искажённом, утрированном виде. Эта мысль настолько удивила его, что захотелось остановиться и проверить — наверное, и вмятины нет. В голове ещё было тупо и безжизненно. Представляя, как он видел события, и как они могли быть на самом деле, Жека ещё больше разбудил тревогу. Ужасы Стивена Кинга. Желание остановиться и осмотреть машину росло. Чтобы прекратить это, надо убедиться, что Веточка всё-таки дурочка… «Ё-бэ-тэ, какой тупизм! Кто из нас ненормальный? Я или она?» — поиронизировал он над собой.
На деревню указатель, слава Богу, был. Улицу нашли быстро. Ветка даже узнала дом. Но на стук никто не вышел. Видно было, что не заброшено, что живёт кто-то, но кто?
— Не достучитесь! Она в это время уже никому не открывает, — проинформировал проходящий мимо мужичок.
— Не темно ещё, — посомневался Жека.
— Старая уж очень, ей темно, а вы кто будете?
— Как сказать, ищем вот эту женщину, — Жека показал фотографию, — Не виделись давно. Раньше тут жила.
— Это Лёля, — уточнила Ветка.
— Вроде она. Похожа. Я тут тоже не свой. Молодых-то не видал, — кивнул он на фотографию, — Но, все равно, бесполезно. Вы уж с утра, переждите, она рано встаёт. А сейчас не откроет. Даже соседке не откроет. Ваша машина-то? Вот и есть, где ночевать. А стучать бесполезно. — Мужичок подался дальше в улицу.
— Так я и знал!
— Что, не откроет? — расстроилась Веточка.
— Не откроет.
Веточка постояла с виноватым видом и полезла в палисадник.
— Лёля! Лёля! — базгала она в окно, — это я, Веточка, это я, Веточка! Лёля! Лёля! — дом не шелохнулся, — Что делать?
— Ночевать, машина наша? Есть где, — передразнил Жека мужичка.
— А как тебе на работу?
— Ну, давай ты останешься здесь, а я поеду.
— Давай, — обречённо согласилась Ветка и оглянулась, — вон скамейка есть. Иди.
— Дура ты.
— Почему? — первый раз не согласилась Дура.
— Потому что. Пошли в машину.
— Не поедешь?
— Не поеду.
— Убьют на работе.
— Да уж наверняка.
— Не, тогда лучше едь!
— Я позвоню, пошли.
Старым косматым шаром опускалось за деревню солнце. Таким оно будет, наверное, через миллиард лет, когда остынет, и жизнь умрёт. Непонятная, ненужная, ни к чему не приведшая. Жека ненавидел закат — холодное солнце накрывало его тоской и бессмысленными вопросами о цели всего.
Ветка вожгалась в кресле, вздыхала, теребила платье, заплетала пальцы и косо поглядывала на Евгения. Где-то рядом с солнцем поднималась дымка. Тёплый запах травы и отчаянные тихие вскрики погибающего дня убаюкивали и утешали. Может быть, первый раз в жизни он наслаждался одиночеством. Странный и сладкий мир. Наверное, он устал. День не погибал, он просто ложился спать.
— Там река?
Ветка встрепенулась и, покрутив головой. Уставилась на дымку.
— Да, да там речка, ты хочешь поплавать?
Речка оказалась маленькая и неглубокая. Ручеёк. Зато уж прогрелась так, что вода была…
— Как парное молоко, — вздохнула Веточка и зажмурилась.
Евгений плюхнулся в речку, как в горячую
