работы. И что у него сегодня день такой неудачный!
— Жека! Жека! Иди скорее сюда! Скорее! Скорее!
— Что тебе надо от меня? Штанишки подтянуть?
— Нет-нет! Иди скорее! — она бегала на четвереньках, нарезая круги вокруг какого-то цветка, — Смотри!
— Что смотреть?
Веточка схватила его за руку и потянула вниз (пропал костюм).
— Видишь?
— И что?
— У неё маленький хоботок, вон он, и она им собирает нектар. Она так кушает. Видишь?
— Не вижу.
— Ну, как же не видишь, вон он. Хоботок. Ма-а-ленький такой, вот такусенький. Видишь?
— Вижу.
— Врёшь ты всё, не видишь.
— Поехали, мне некогда.
— Ой, ягодки! Какие ягодки! Их можно кушать, я знаю, они не ядовитые, это другие ядовитые. На, поешь, она принялась пихать Евгению в рот землянику.
— Отстань ты от меня!
— Я хочу ягоды, я хочу ягоды, я хочу ягоды…
— Ё… бэ-тэ, — выругался Евгений, — навязалась ты на меня.
— Я быстро! — заползала по поляне.
Жека откинулся на спину, уже не заботясь о костюме, и сквозь ветки деревьев стал рассматривать далёкое небо. Дремлющая память оживилась знакомым в детстве ощущениям. Если немного полежать, не двигаясь, раскинув руки, то начнёт казаться, что ты летишь, летишь, летишь; и никаких забот, только голубое небо вокруг, спокойное, бездонное.
— Мама говорила, что в небе живут Ангелы, — тихо сказала Веточка, — у них белые крылышки и розовые дудочки, они веселятся и играют. У каждого ангела есть свой человек, которого он бережёт. И если человек делает плохо, ангел грустит. А ведь от грусти можно умереть. Мамин ангел умер. И больше некому стало её беречь.
Они помолчали.
Веточка пристроилась рядом, уткнулась Жеке в бок. От неё приятно пахло земляникой.
— От чего умерла мама?
— Она дёрнула плечом и не ответила.
Было тихо и уютно. Даже шум, проносящихся машин, немыслимо как вписывался в эту тишину.
— Мама пила. Когда папа ушёл. Потом стало нечем платить за квартиру. Пришлось продать. Тётя Нюра соседка была. Сын её купил — дядя Витя. Я помню у неё кота, огромного такого, пушистого. Он нисколько не ходил. Всё лежал и мурлыкал. Толстый был. Тётя Нюра жалела маму, и меня. Больше никто не жалел. Попросила, чтобы её работать взяли в больницу. Тётя Нюра воровала у неё вино, говорила — не пей, у тебя дочь! Я тоже воровала и выливала. Мама плакала: сказала — виновата, что я с лестницы упала… А то мама бы раньше умерла. У тебя большая квартира?
— Нормальная.
— А у нас вот такая была, — она обрисовала пальцем вокруг тела Жеки, — там сначала тряпки и вёдра хранились. А той квартиры я не помню, только кота тёти Нюриного, — она вдруг соскочила, — вот такой был кот. Р-Р-Р, — и начала напрыгивать на Евгения, — Р-Р-Р!
— Ты же сказала, он лежал и не двигался.
— И ты такой же. Вставай, чего разлёгся! — Она поднялась и величественно пошла к машине, — тебе же некогда!
— Мн-да, за тобой не поспеешь.
— Возвращаю! — взмахнула рукой.
Некоторое время она развлекалась, перебирая содержимое бардачка. Евгений отдыхал. Найдя фломастер, она издала зов индейца Могикан и принялась разрисовывать коленку. Впереди замелькала полосатая палочка.
— Ё… бэ-тэ! Чёрт! Вот влип! — он глянул на спидометр, прикидывая на сколько влип. Машина стормозила далеко за гаишником. Гаишник не счёл за труд пройтись.
Жека привычно потянулся к заднему сиденью за барсеткой… и похолодел — документы так и остались в офисе!
— Жека, посмотри, какое солнышко!
— Какое солнышко, дура! Какое солнышко! Из-за тебя я сейчас вообще останусь без машины. Тебя сдадут в психушку, а я долго буду доказывать, что не верблюд! Дёрнуло меня связаться с тобой! Идиот! Идиот! — Он судорожно пошарил по карманам, выудил несколько тысячных, ещё какую-то мелочь и кредитную карту. Хотя вряд ли без прав он сможет откупиться.
— Старший лейтенант Тимошин, — представился гаишник, — выйдите, пожалуйста, из машины.
Евгений вышел.
— Понимаете, товарищ старший лейтенант, вон сестра у меня, она очень больна, её надо…
— Всё понимаю, только нарушать зачем? Ваши документы.
— Командир, может, договоримся?
— Договоримся-договоримся. Документы. — Такого не прошибить.
— Ой, дяденька, что это у Вас? — Веточка вытекла из машины, перебралась через капот и протянула руку к погонам гаишника, — Какие звёздочки красивые! Подарите, дяденька!
— Ветка, сядь немедленно в машину!
— Подарите, подарите, подарите, — канючила Веточка, толкая лейтенанта в плечо, и пытаясь заглянуть ему в глаза.
Гаишник испуганно-брезгливо отступал назад и косился на её руки. Покрашенные красным фломастером, они создавали полную иллюзию какой-то проказы. Жеку осенило. Он схватил Ветку и начал оттаскивать от гаишника, та цеплялась и визжала.
— Ветка, иди немедленно в машину, что ты делаешь, тебе нельзя ни к кому прикасаться. Извините, товарищ лейтенант, я не думал, что она выйдет. Психичка, да ещё подцепила какую-то заразу. Отцепись, дура! — он еле отодрал дуру от гаишника и потащил к двери, — Извините, пожалуйста, сейчас я её закрою и подойду. — Ветка извивалась, пытаясь вырваться.
— Ладно, поезжайте, — махнул лейтенант и побежал назад.
— Спасибо Вам, — крикнул вслед Жека, и, запихав орущую Ветку на сиденье, хлопнув дверкой.
— Ну, поехали, пока он не передумал.
— Р-Р-Р, — изобразила из себя кошку, и тут же успокоилась, замурлыкала и начала слюнявить руки и стирать с них следы фломастера.
— Хоть какая-то польза от твоей придури! — накричал на неё Евгений.
— У тебя жена есть?
— Что?
— Жена.
— Жена? Нет!
— А как же ты без жены?
— При чём здесь жена? — Жека никак не мог понять связи с только что происшедшим событием и отсутствием жены. Хотя, какая логика с дуры?
— Мамы нет, жены нет, а кто же тебе кушать варит, стирает?
— Для этого не обязательно иметь жену?
— А для чего обязательно?
— Для любви.
— И что, тебе любви не надо?
— ?
— Ты не хочешь любви?
— Что ты ко мне привязалась?
— Ты не умеешь.
— Я не умею? Театр — пожалуйста, подружки — да ради бога, салоны — на, шопинг — как без этого! И что? Всё мало, всё чего-то не хватает…
— Любви?
— Да, ладно! Я должен быть рядом всё время, и деньги для блажи всякой! А как совместить?! Вот хоть на изнанку вывернись, а не совместить! И никто этого не понимает! Никто! — Евгений завёлся и уже просто орал слова, не замечая, что Веточка вытаращила глаза и испуганно вжалась в кресло, — А ты что думала — всё просто? Любовь! Любовь! — Ветка как-то странно задёргалась и заревела, — Что? Что ты воешь?
Поток слёз возрос. Где-то застучало и машину стало слегка покидывать в сторону.
— Да заткнись ты! — Рёв мешал слушать стук. Похоже было, что спустило колесо…
Так и оказалось.
— Что,
