На губах Кери играет фальшивая улыбка, полная притворного сочувствия. Не нужна мне ваша жалость, меня интересует, чем конкретно занят мой парень и о чем недоговаривает Кери, которая, судя по всему, неплохо осведомлена. Мне было бы крайне неприятно узнать, что окружающие считают меня в душе наивной дурочкой, пока я хожу и радуюсь жизни, ни о чем не подозревая.
– Успокойся, ни на что не намекала, – наконец прерывает паузу Кери. – Просто поддразниваю. Уж кому знать о поездке Коннора, как не тебе. Ведь ты же у нас счастливица. Ведь перед отъездом он тебе сделал предложение, а не кому-нибудь, правда?
Да? Что-то не очень мне радостно. Уже начинает казаться, что вся история с женитьбой была задумана ради одного: чтобы его пирожок здесь не съели, пока он будет обжираться американскими лакомствами (не говоря уже о диковинках наподобие звездно-полосатых бикини). Стиснув зубы, беру себя в руки – чтобы Кери не догадалась, будто я злюсь: подумает еще, что знаю о Конноре меньше, чем она. Только через мой труп. Решительно задираю подбородок (в данных обстоятельствах это настоящее испытание) и силой заставляю себя улыбнуться, моля главного покровителя всех разделенных расстоянием влюбленных (за какие прегрешения я тяну эту лямку?), чтобы Коннор и вправду не загулял – измена отвратительнее всего на свете. Крайне неприятно узнать, что человек, которого любила целых тринадцать лет, подвел тебя – тем более узнать об этом последней. После такого я никогда больше не смогу ему доверять.
– Закрой рот! – вдруг решительно взревела Мег.
Вот это да! Подумать только – даже Кери не посмела ослушаться.
За столиком воцаряется молчание; сижу, катаю по тарелке половинку манго – что-то аппетит пропал (такими темпами и супермоделью стать недолго). Сердце так и ноет; как долго в груди горело яркое пламя чувства – с самого первого дня, когда я узнала, что на свете есть Коннор, – а теперь на него льются слезы, и огонь гаснет – борется, но гаснет. Если бы все происходило в кино, сейчас зазвучала бы какая-нибудь слезливая музыка, однако мы в реальной жизни, и на наши барабанные перепонки обрушивается жесточайший поток индийского техно. Кери с едва скрываемым триумфом цедит из бокала водицу – ловко она меня провела. Если подруженька нацелилась продолжать в том же духе, мне самое время взбираться на колокольню и, дергая за веревки, оплакивать Эсмеральду.
И тут мои мысли прервал завибрировавший в кармане просторных штанов телефон. Для начала неплохо бы его отыскать. (Мне сказали, что изобилие карманов сейчас в моде, но я сильно сомневаюсь, что стоит набивать их все сразу – потеряешь способность самостоятельно передвигаться.) Задачка номер два – расслышать за воем электрогитары собеседника.
– Алло!? – пронзительно кричу я, стараясь переорать визжащую индианку, которую, судя по ее воплям, явно душат струной от вышеупомянутого ситара.
– Аllo, Angel, c'est Dider Lafitte a l'appareil.[78]
Животворный бальзам вливается в мое ухо – музыкальный голос Дидье. Сразу вдруг загудело между ног, впрочем, я отношу это на счет злосчастных трусиков-стрингов, которые к настоящему моменту так врезались в попу, что перекрыли кровоснабжение органов репродуктивного значения. Лицо, хмурое, как туча, еще секунду назад, расплывается в улыбке. Да, именно то, что нужно: ненавязчивое внимание мужчины, от голоса которого наступает весна и распускаются бутоны. Сердце пробуждается: прочь, тоска; а вокруг в такт техно начинают мелодично позвякивать серебряные колокольчики.
– Дидье, – громко, чтобы Кери услышала, произношу его имя. – Как поживаешь?
Мег тут же заходится кашлем, разбрызгивая вокруг кусочки недожеванного яства. Увернувшись от особо крупного ломтика, расплываюсь в довольной улыбке. У меня рот до ушей растянулся, когда я заметила, какое застыло в глазах Кери выражение: будто ей только что сказали, что от воды полнеют и наутро она проснется четырнадцатого размера.
Ах да, а тем временем Дидье расточает в мое ухо благотворный бальзам, но смысл его слов по остроте момента я упустила.
– Буль-буль, буль-буль-буль… завтра?
Судя по интонации, он задал вопрос, и отделаться пустой отговоркой нельзя, поскольку я недостаточно информирована.
– Дидье, извини, пожалуйста, ты не мог бы повторить: в ресторане музыка слишком громкая.
– Ах, ты уже в ресторане. Я тоже хотел пригласить тебя завтра в ресторан, но ты, наверное, уже не захочешь пойти…
– Нет, ну то есть да. В смысле…
Черт, что ответить-то? Ловко он умеет застать врасплох. Ресторан. Хм-м, не слишком ли интимно? Ужин при свечах, задушевные разговоры, романтика. Одно дело – замешаться в толпе гостей или сидеть в кинотеатре, в темноте пялясь на экран, когда даже говорить друг с другом необязательно, и совсем другое – нервозно прищелкиваю языком – ужин на двоих. Черт побери, а почему бы и нет? Коннор, судя по разговорам, ловит кайф по полной программе – такую золотую рыбку выловил, что и Моби Дику до нее далеко, – а мне что, нельзя с новым другом в ресторан сходить? Не вижу причин отказываться; к тому же представилась отличная возможность утереть нос королеве дурных новостей (она же Кери), что само по себе достаточный повод согласиться.
– Прекрасно, Дидье, с удовольствием схожу с тобой в ресторан, – решительно отвечаю я, надув губки. – Только при одном условии: я угощаю. После того роскошного вечера на реке, который ты мне подарил, хотелось бы тебя отблагодарить.
Последняя фраза – работа исключительно на публику.
– Что ж, Энджел, с тех пор как я приехал, только и слышу, что об одном ресторане, которым владеет какой-то знаменитый шеф-повар. Называется «Девоншир».
«Блажь, какая блажь. Господи, да если он заставит меня платить, я голой останусь». Нашла же на меня эта феминистическая дурь! Каждый платит за себя, тьфу!
– «Девоншир»! – присвистываю я.
Мег опрокидывает на себя пиалу с желтым соусом из йогурта. Кери в своем кошмаре раздувается до двадцать второго размера.
– Oui, le «Devonshire»,[79]и за мой счет. Энджел, я настаиваю. О другом раскладе и речи быть не может, раз уж я сам пригласил. Во Франции так не поступают.
Уф, vive la France.[80]
– Отлично, Дидье, договорились. Я с радостью пойду, – отвечаю звонким девчачьим голосом, приплясывая на обуглившихся останках своего лифчика.
– Хочешь, я встречу тебя на машине у больницы?
Морщу нос, а лицо заливает краской ярче точки на лбу индианки.
– Да нет, не стоит заезжать за мной в больницу, – закашливаюсь на последнем слове. – Давай лучше встретимся в отеле.