class="p1">— Доживем до завтра, — посмотрим, — неопределенно ответила мать.
Сона не понравился ее ответ. Ей показалось, что как только отец вернется, случится что-либо непоправимое.
Под вечер к ним забежала соседка Огульгерек.
— Ай, Аннагозель, деверя-то твоего старшего, Курбанлы, отпустили.
— То-то с самого утра я слышу в их дворе различные голоса. Наверно, приходят поздравлять. Сходим и мы, что ли?
— Не хочется мне, сестрица, туда заходить. Наверно Курбанлы сидит и всем улыбается, словно вернулся после важного задания.
— Возможно так нехорошо, все же мы соседи…
Огульгерек и Аннагозель вошли во двор Курбанлы. В нем немало народу. Под навесом собрались мужчины. В доме женщины. И среди них — надувшийся Бурдюк.
Аннагозель и Огульгерек поприветствовали хозяйку.
— Спасибо, да возблагодарит тебя создатель, Огульгерек-джан! Жива, здорова? Проходи, садись! — говорила она, отворачиваясь от Аннагозель и не отвечая на ее приветствие.
Собравшиеся молчали. Аннагозель уже жалела, что пришла к соседям. А та продолжала:
— Курбанлы отпустили быстро. Да выпадут глаза у наших врагов. Ыш-ыш-ыш…
Огульгерек рассердилась:
— Кого это ты врагом своим считаешь?
— Есть тут по соседству, ыш-ыш-ыш…
— Пойдем отсюда, Аннагозель. Некогда нам слушать глупости этой сытой бездельницы, — сказала Огульгерек, направляясь к двери. За ней молча последовала Аннагозель. Другие женщины тоже вскоре разошлись.
Ночью Аннагозель долго не могла заснуть от раздумий. «Это хорошо, что дочка поступает в мединститут. Закончит его и не будет испытывать нужды. Но что скажет отец? Он обязательно подумает, что это я ее уговорила поступить на учебу. Может, даже ударит. Пусть бьет, лишь бы дочка училась. Разве он мало колотил меня раньше? Побьет и все. Зато дочка станет врачом».
— Сона-джан!
— Да, мама.
— Я завтра приготовлю плов, чуреки, и вы с Сахатли отнесете это отцу. Если он спросит, — почему пришла ты, а не мать, — скажи, что мне нездоровится. Сообщи ему, что уже закончила школу и подала заявление в медицинский институт. Выслушай его ответ, а там посмотрим.
На следующее утро с Сона и Сахатли пошла к их отцу и соседка Джерен. Она была единственной дочерью Огульгерек. Мать ее баловала. Эта белолицая девушка любила шутки, смех. И, может, поэтому в школе ее считали немного легкомысленной. Но там, где нужно, Джерен могла быть и очень серьезной.
Лицо у Сона было чуть смуглое, примерно цвета пшеницы. И ростом она немного ниже подруги. Как ни жесток был Таймаз с женою, но детей он зря не бил. Зато Аннагозель избивал у них на глазах по самому малейшему поводу. Возможно, поэтому дети очень боялись отца. Не от того ли Сона была неразговорчивой, редко смеялась. Она все детство провела в нужде. Хотя отец и не заставлял девушку работать, Аннагозель научила ее ткацкому делу.
Сону и ее спутников сразу же впустили во двор. Они присели под навесом рядом с пожилым седеющим мужчиной. К нему пришла жена и маленькая дочка. Бедняга и не смотрит на то, что ему принесли, а радуется одному их приходу. Гладит заплетенные косички дочери, все спрашивая:
— Так в какой же ты, доченька, класс перешла?
— В пятый, папа, и с отличием.
— Вот молодец! — причмокнул он губами. — Вот молодец!
«Наверно, хороший человек, — подумала Сона. — Видно, любит свою дочь. Из-за чего же, бедняга, сюда угодил?»
А шустрая Джерен не подумала, а прямо спросила мужчину:
— За что вы попали сюда?
— Ай, да что там говорить, сам виноват, за дело наказали, за дело. А вы, дочка, к кому?
— К папе, — ответила Сона.
— Хорошо, дочка, делаете, что приходите. Человека ведь не навечно сюда сажают. Меня вот тоже скоро отпустят. Здесь нас и кормят. И тому, кто хорошо работает, деньги платят. Только вот по родне скучаем. Приходите к своему отцу почаще.
— А вот и папа! — крикнул вдруг Сахатли. и побежал ему навстречу.
Сона с Джерен тоже встали. Яшули, который гладил волосы дочери, взглянул на Таймаза и хмуро пробормотал: «Знаю я этого человека, знаю!»
Сона даже не успела поздороваться, как услышала резкий и злой окрик отца:
— Зачем ты сюда пришла? Кто тебя звал? Мать твоя где-то шатается. Ей некогда даже к мужу придти. Она и тебя учит бродяжничать. Вон отсюда! Через три месяца я вернусь и тогда с вами рассчитаюсь. Говорю же, пошла прочь отсюда, — снова выкрикнул Таймаз и сжал кулаки.
Но тут вмешался человек с седеющей бородой:
— И не стыдно тебе так кричать на дочь. Видно бессовестный ты человек.
Таймаз схватил его за ворот, поднял и с силой посадил на прежнее место.
— Не твое дело, не вмешивайся! Я тебе зубы размолочу! — яростно прошипел он.
Сона повернулась и, еле сдерживая слезы, бросилась к воротам. Она знала, что сидящие под навесом люди неотрывно смотрят на нее и качают головами.
Вслед за Сона зашагали к выходу и Сахатли с Джерен.
Люди и в самом деле пристально смотрели то на удаляющихся детей, то на отца. Их удивление переходило в неодобрительный ропот. Многие из них знали, за что он отбывает наказание.
— В чем же здесь дети виноваты? Он просто зло на них срывает, бессовестный.
— Вон ту девушку, что идет впереди, хотел было продать, стервец.
— Ох и негодяй!
Сона слышала, как люди ругали ее отца. От горечи и обиды она почти бежала. Джерен и Сахатли даже отстали от нее. Подруга свернула домой, жалея, что согласилась навестить отца Соны.
Аннагозель встревожилась, увидев дочь заплаканной, молчаливо спешащей в дом. Сахатли принес назад все, что послала Аннагозель мужу.
— Сынок, что случилось? — забеспокоилась мать.
— Отец при людях обругал Сона нехорошими словами. Она заплакала и ушла оттуда. Папа не взял даже плов. Он очень рассержен. И тебя сильно ругал. С нами не захотел разговаривать. Сразу же прогнал. Сона не успела даже слова сказать, ни об окончании школы, ни о поступлении в институт. Чуть не избил нас всех. Говорит, через три месяца выйдет и тогда за все с нами рассчитается.
Аннагозель опечалилась. «Несчастный, до сих пор, видимо, считает виноватой дочь в том, что его осудили. Как бы он потом, когда выпустят, не залил кровью наш дом. От этого бандита можно всего ожидать. И там он избил какого-то беднягу. А мы купили барана, чтобы зарезать, когда он придет домой. Зачем устраивать жертвоприношение по случаю его возвращения? А мясо пусть поедят мои детки. Ай, нет. Это не дело. Ведь я купила его специально к этому дню. И резать барана только для своих детей нельзя. Подержу его до возвращения Таймаза, пусть станет пожирнее. Когда я прихожу к нему, слышу одно
