– Нет.
– А вообще какие-либо анализы на предмет наличия любыхнаркотических веществ?
– Нет. Я определил причину смерти.
– Есть ли что-либо среди имеющихся доказательств,указывающее на то, что в момент вхождения пули в голову усопшего он находилсяпод воздействием какого-то наркотика?
– Я возражаю, – вскочил Гамильтон Бергер. – Этонесущественно, недопустимо в качестве доказательства и не имеет отношения кделу. Перекрестный допрос ведется не должным образом.
– Возражение отклоняется, – постановил судья Моран, неспуская глаз с доктора Оберона.
– Ну… я… нет, я ничего не могу утверждать с определенностью.
– В дальнейшем тело забальзамировали?
– Думаю, да.
– И захоронили?
– Да.
– Доктор, бальзамирование уничтожает следы яда?
– Некоторых ядов – да. Например, цианистый калий полностьюнейтрализуется.
– А морфий?
– Морфий – это алкалоид. Он остается в теле на протяжении…ну, нескольких недель.
– Если мы сейчас эксгумируем труп, то будет возможнообнаружить присутствие морфия, если он вводился перед смертью?
– Я считаю, что шансы на это очень неплохие. Да.
Мейсон повернулся к судье Морану:
– Ваша честь, я прошу издать приказ об эксгумации трупа. Ясчитаю, что в момент смерти Дуглас Хепнер находился под воздействиемнаркотического вещества, которое было введено ему лицами, державшими его какпленника.
– У вас имеются основания для подобного утверждения?
– Предостаточно. Давайте, например, проанализируемсодержимое карманов усопшего. У него забрали все наличные деньги, вынулиблокнот с исписанными страницами и положили абсолютно чистый в ту же обложку. Всеребряном портсигаре осталось несколько сигарет, но не было ни спичек, низажигалки. Другими словами, зажечь сигареты было нечем. Все мужчины такжеобычно имеют в карманах хоть какой-то нож. Я считаю, что перед смертью ДугласаХепнера держали где-то против его воли.
– Минутку, минутку! – закричал Гамильтон Бергер. – Это ещеодна уловка адвоката защиты, не подтвержденная никакими доказательствами.Просто необоснованное заявление с целью увести нас в сторону. Это нельзядоказать.
– Доказать, конечно, нельзя, когда доказательства хоронят, –заметил Мейсон.
– Даже если мы выясним, что усопшему ввели морфий передсмертью, мы таким образом не докажем то, чего вы добиваетесь, мистер Мейсон, –сказал судья Моран.
– Подобное доказательство встанет в ряд других, которые янамерен представить.
– Решение об эксгумации принимается только в самых крайних случаях,– заявил судья Моран и повернулся к доктору Оберону: – Доктор, вы обратиливнимание на эти следы на коже?
– Да, сэр.
– Почему вы решили, что они оставлены иглой шприца?
– Я основывался на внешнем виде руки и проколов кожи. Яподумал, что они оставлены иглой, которую ввели… незадолго до смерти.
– Тогда почему вы не попытались определить, какое веществобыло введено усопшему?
– Я… мне велели этого не делать.
– Кто?
– Я позвонил окружному прокурору и сообщил ему о своихнаходках. Он поинтересовался причиной смерти, и я объяснил, что это пулятридцать восьмого калибра, оставшаяся в голове усопшего, выпущенная ему взатылок. «Причина смерти у вас есть. Что вам еще нужно?» – сказал мистер Бергери повесил трубку.
В зале суда воцарилось молчание.
– Я просто старался не перепутать доказательства, – встал сосвоего места Гамильтон Бергер, – потому что мне прекрасно известно, как хитрыеадвокаты цепляются за совсем не относящуюся к делу улику и пытаются превратитьее…
– Тем не менее, – перебил судья Моран, – при сложившихсяобстоятельствах патологоанатому следовало разобраться с подобной ситуацией.Разрешите мне задать вам еще несколько вопросов, доктор. Нашли ли выкакие-нибудь доказательства того, что Дуглас Хепнер постоянно принималнаркотические вещества? Другими словами, следы на теле или…
– Нет, сэр. Я очень внимательно осмотрел труп. У наркомановна теле обычно много следов ввода иглы, причем они напоминают татуировку. Иглу,как правило, дезинфицируют в пламени спички, на ней остается небольшоеколичество сажи, которая попадает под кожу. На теле Дугласа Хепнера я обнаружилтолько эти два следа от уколов и несколько небольших кровоподтеков.
Судья Моран в задумчивости почесал подбородок.
– Я считаю, что присяжных следует вывести из зала, пока идетобсуждение этого вопроса, – заявил Гамильтон Бергер.
– Защита имеет право… – начал судья Моран. – Суд беретперерыв для обдумывания сложившегося положения. Мне, конечно, не хотелось бысейчас закрывать заседание, но тем не менее я переношу слушание на десять часовзавтрашнего утра. Мы и так далеко продвинулись. В связи с определеннымиобстоятельствами, которые я не собираюсь комментировать в настоящий момент,адвокату защиты приходится использовать все права, предоставляемые Конституциейего клиентке.
– Я не думаю, что суду вообще следует что-либокомментировать, – заметил Гамильтон Бергер.
– Согласен с вами, но я просто указываю на некоторыеочевидные вещи. Я считаю, что нам необходимо отложить заседание до десяти часовзавтрашнего утра, если нет возражений у представителей сторон. У защиты имеютсявозражения?
– Нет, – ответил Мейсон. – Мы согласны на перенос слушания.
– Обвинение возражает. Пока мы представляли имеющиеся у насдоказательства, защита позволяла нам быстро продвигаться вперед, однако, кактолько адвокат выяснил все, что у нас имеется, он тут же перешел к своейизлюбленной тактике и начал тянуть время. Абсурдно эксгумировать труп толькопотому, что на руке имеются два следа от иглы шприца. Причина смерти неоспорима– пуля из револьвера обвиняемой, выпущенная после того, как клиентка мистераМейсона угрожала убить Дугласа Хепнера.
Судья Моран терпеливо выслушал Гамильтона Бергера и заявил:
– Защита имеет полное право знать все факты дела. Сейчасочевидно, что один из существенных моментов не был расследован во времявскрытия только потому, что это могло спутать версию обвинения. А то, что моглоспутать версию обвинения, вероятно, окажется одним из важнейших факторов вверсии защиты. Итак, мистер Мейсон, вы выступаете за перенос слушания на десятьчасов завтрашнего утра?
– Да, ваша честь.
